На плечи и грудь Зан надела что-то вроде воротника - сложную конструкцию из металлических пластин. Плотные стальные лепестки привычной прохладной тяжестью легли на обнаженную кожу, немного не дойдя до верхнего края кожаного корсета. А на шее была своя защита, не снимавшаяся, даже когда Зан уходила с арены, - рабский ошейник. Уже давно не просто полоска мягкой кожи, не только знак ее принадлежности. Простую кожу заменило светлое золото - полоса высотой в целых три эцба. Год назад она получила из рук старшего надсмотрщика этот особый знак. Тяжелое украшение. Дорогое. Далеко не у каждого свободного нашлось бы столько денег, сколько хозяева цирка потратили на него. Зан не знала, сколько она сама может сейчас стоить, но после этого хотя бы догадывалась.
А новый ошейник очень даже неплохо защищал от возможных ударов в шею. Зан поняла это сразу. Она усмехнулась тогда, представив, как понравятся старшему надсмотрщику глубокие царапины на дорогом украшении - золото все-таки мягкий металл. Она усмехалась и сейчас, снова вспомнив это: действительно не понравились! Особенно с учетом того, что ее противника угораздило попасть прямо по гравировке, изображавшей герб годрумского цирка. А спросить после окончания боя было уже не с кого...
Ошейник, конечно, заново отшлифовали, и герб подправили. Потом делали это еще пару раз. Причем последний - совсем недавно. Так что сегодня ее "украшение" блестело и сияло совсем как новенькое, даже герб. Герб, кстати, представлял собой изображение головы хищной птицы с распахнутым клювом. Вообще птицы были на гербах множества знатных домов Годрума, ведь именно с этими хищниками, внезапно падающими с неба на беззащитную жертву, и ассоциировали себя пираты. Впрочем, птица на цирковом гербе самой Зан больше всего напоминала падальщика. Она не говорила об этом никому, даже Али-Хазиру: конечно, рабыне-гладиатору полагалось думать больше, чем рабыне для утех, но не настолько же?!
А еще новый широкий ошейник закрывал один из шрамов на теле Зан. Собственно их и было-то всего два и оба на шее, с левой стороны: один оказался под ошейником, а второй прямо над ним, как раз на том самом месте, где под нежной кожей билась синеватая жилка. Тонкие, белые, почти не видимые. Их никто и не замечал кроме самой Зан. Их не замечала и она сама, пока жила в Догате, в школе для рабынь. Все изменилось только здесь в Годруме, когда ее кожа после постоянного пребывания на солнце потемнела от загара. Конечно, она по-прежнему оставалась очень светлой, намного светлее, чем у местных жителей, но все-таки загорела достаточно, чтобы на ней проявились тонкие белые ниточки шрамов - единственных шрамов на ее теле.