— Не нас носило, а мы Марата носили! — размахивая во все стороны костылем, заорал долговязый Женька. — Вот! У него нога!
Впереди стоящие расступились. Взорам литератора предстал Марат, восседающий на сцепленных руках Олега и Борьки Савушкина. Загипсованная нога была гордо выставлена вперед.
— Что это еще с тобой случилось? — прогудел Роман.
— Упал. На боксе! — едва не задев литератора костылем, отозвался Женька.
Класс с большим удивлением взирал на Марата.
— Ставим! — скомандовал Пашков.
— Не буду я падать, — вдруг прошептал Марат.
— Я понимаю, что у него травма, — с возмущением поглядел на вновь прибывших Роман Иванович. — Но, по-моему, это еще не повод для опоздания на двадцать пять минут.
— Падай, Марат! — прошептал Лешка. — Не усугубляй ситуацию!
— Я вас спрашиваю, почему вы так долго не являлись на урок? — повторил Роман Иванович.
Судя по цвету, который приняла его обрамленная седыми кудрями лысина, положение становилось взрывоопасным.
— Говорю тебе, надо падать, — склонился Пашков к уху Марата.
— Не буду я Бочкарева спасать, — уперся тот. — Пусть сперва Роман пару ему влепит, а после упаду.
Тем временем Женька, продолжая размахивать во все стороны костылем, втолковывал учителю, как трудно было тащить Ахметова по лестнице. Роман Иванович, уворачиваясь от костыля, гудел:
— Подъем Ахметова на четвертый этаж — еще не аргумент, чтобы почти половина класса являлась к середине урока.
Пашков понял, что промедление смерти подобно. И так как ему совершенно не улыбалось сдавать Роману индивидуальный зачет по всему творчеству Салтыкова-Щедрина, он, еще раз прошипев: «Сколько тебе повторять? Падай!» — толкнул Марата. Тот упал. Класс прорезал истошный вопль. Так кричит в джунглях смертельно раненный зверь.
Глава III
Бедный Марат и другие
— И чего ты орешь? — склонился Пашков над Маратом. — Совсем память отшибло? Тебе сейчас полагается быть в глубоком обмороке. А орать начинай через десять минут.
— А-a — не внял его доводам Ахметов. Вцепившись двумя руками в здоровую ногу, он, не переставая, вопил.
— Вот видишь, и ногу перепутал, — продолжал его наставлять Пашков. — У тебя совершенно другая сломана. Которая в гипсе. За нее и хватайся, если уж тебе сразу базар поднимать приспичило.
— Теперь уже и эта! — огласила класс новая порция ахметовских стонов.
— Как эта? Почему эта? — вытаращился Лешка.
— Ахметов! Что с тобой? — не на шутку встревожившись, пожилой литератор выскочил из-за стола и склонился над Маратом.
— Нога! — проорал тот. — Вызывайте «Скорую»!
«Классно притворяется, — отметил про себя Пашков. — Только жаль, все перепутал. Но орет хорошо. Вон как Роман засуетился».