— Да вы что! Это что же, на всех броненосцах и крейсерах эскадры, получается, невзрывающиеся снаряды? А начальство в курсе?
— Да хрен его знает! Если и в курсе, то до конца войны вряд ли почешется. Российская традиция — гром не грянет, свинья не съест! В исполнении русского чиновника — страшная вещь. Ну, удачи нам с вами завтра! И да хранит нас Бог!
Рейд Чемульпо, Корея. 27 января 1904 года.
Расклепав якорные цепи, и тем самым сразу облегчившись на десяток тонн (идея давеча вызвала тихую панику у мичмана Черниловского-Сокола, ревизора крейсера, которому за якоря предстояло отчитываться, и никакие уверения командира, что они будут списаны по статье "Утраченные в бою", не могли вернуть ему хорошего настроения) «Варяг» рванулся вперед одновременно с первым выстрелом «Корейца». Пары подняты с утра во всех котлах, в системе охлаждения подшипников главных валов и в ведрах рядом с ними заранее охлажденное масло, полуторная смена кочегаров — все это должно было позволить держать двадцать два узла до заката, потом, правда, был шанс, что придется выводить машины по одной для ремонта. Но до этого еще надо было дожить.
Похоже, что фортуне тоже было любопытно, что может получится из сумасшедшей идеи экс-форумчанина, и она на этот раз решила немного подыграть русским.[14] После двух практически одновременных взрывов с одного борта крен «Асамы» медленно, но верно нарастал. Действие ее артиллерии главного и среднего кончилось, так и не начавшись, с «Асамы» "Кореец" получил пока только одно шестидюймовое попадание в надстройку и пару малокалиберных снарядов, с «Варяга» было не разобрать, куда именно. Впрочем, само собой, не все прошло так, как хотелось бы, теория вероятности и законы Мерфи вносили свои коррективы. Один из снарядов первого залпа «Корейца» не пожелал лететь в мостик, как было задумано нацеливавшими его артиллеристами. Ему было угодно закончить свой жизненный путь красивым взрывом в кормовой оконечности «Асамы». Вот тут-то и аукнулось японцам интересное конструктивное решение инженеров эльсквикской верфи, разместивших динамо-машины над броневой палубой. И если на ведение огня из казематных шестидюймовок наличие или отсутствие электроэнергии существенно повлиять не могло, хотя заряжать тяжеленные 6 ' снаряды в полной темноте малорослым японцам было теперь гораздо веселее, то вот ворочать вручную восьмидюймовые башни при нарастающем крене и масляном душе из разорваных сотрясением шлангов гидравлики — удовольствие весьма сомнительное.
Второй залп «Корейца» был направлен в шестидюймовые казематы левого борта «Асамы». Память лже-Руднева услужливо подсказала, что может натворить даже один русский 8 ' снаряд в нужном месте, пусть даже выпущенный из короткоствольной пушки (длина установленных на «Корейце» и «Рюрике» пушек была тридцать пять калибров, вполне прилично для конца XIX-го века, но на начало XX-го уже немного несерьезно из-за возросших дистанций боя). Пусть с зарядом слабенького черного пороха, но попавший в цель в аналогичной ситуации при Ульсане снаряд «Рюрика» нанес самые тяжелые повреждения за одно попадание японскому кораблю, однокласснику «Асамы», кстати. А уж что могут натворить два таких подарочка, одновременно взорвавшись в казематах одного борта, лучше всего представить, посмотрев наиболее завлекательные и кровавые моменты "Убить Билла". Цепь вторичных детонаций зарядов и достаточно неустойчивых к близким взрывам шимозных снарядов полностью разнесла оба яруса каземата и практически полностью вывела их из строя. Нет, будь у японцев хоть полчаса на разборы завалов, пара комплектов запасных прицелов и еще небольшая кучка более мелких запчастей к орудиям, «Кореец» был бы сметен с поверхности моря мощью одного среднего калибра, который у «Асамы» составил бы честь любому современному броненосцу. Увы, или к счастью, как говорил (или как еще скажет) старик Эйнштейн, все относительно.