— Где?! — всплеснула руками.
Сказали: на базаре видели, голый бегал.
«И ведь ни разу за это время сердце не екнуло, — уже потом рассказывала она народу, — ни одной дурной мысли в головушке».
Понеслась она на базар, нашла кое-как, привела домой. Отсыпался трое суток. Как пришел в себя, спросила, злость и обида частью уже прошла, жалость осталась:
— Зачем ты это сделал-то? Ведь не пил десять лет, человеком стал.
— Я, родная, это… только попробовать хотел, культурно выпить, посмотреть, что получится… Ведь я не пил столько времени, считай, навсегда излечился от пьянства, — ответил он с великой грустью.
— Ну что, попробовал?
— Попробовал. Видишь, не получилось…
— Вижу! И что мне теперь делать? Ведь все насмарку пошло, коту под хвост! Еще десять лет ждать, чтоб опять человеком стал? Да что я, двужильная что ли?! Нет на земле такого средства, чтоб из пьяницы в культурно пьющего превратиться, хоть ты сто лет не пей, — нет и не будет! — сказала так, спрятала лицо в ладони и заплакала горько и безутешно.
Он подкрался к ней и тихонько обнял за плечи. Он жестоко страдал, казнил себя всеми мыслимыми и немыслимыми казнями, и во всем с ней соглашался.
А еще бы он не согласился! Жестокая это правда, да деваться некуда. Тот, кто всегда был выпить не дурак, а выпив, дураком сам становился, никогда не научится пить умеренно. И никто тут не поможет, — ни нарколог, который сам обычно тихий алкоголик, ни волшебник. Потому что дно-то у бутылки — немеряное, многие герои пытались дно увидеть, да не смогли.
Так что остаются две крайности, как, впрочем, и все у русского человека: либо пить без всякого удержу, чтоб все трещало и стонало вокруг, а потом голову сломить, либо — совсем не пить. Третьего пути нет. Вот и весь сказ. Грустно. А что делать?
Жили в одном селе мать с дочкой и были они глухонемые от природы: ни слышать, ни говорить не могли, только на пальцах показывали. Мать уже старуха была да и дочка немолода. Оx, и трудно им жилось, и говорить не могли, и слышать, и денег у них не водилось, только что на белый свет глядели. Вот и радость.
И еще кошка у них жила, да такая ласковая кошечка, что и передать трудно, сильно она их любила. А роста сама небольшого была, не выросла почему-то и все, так и осталась небольшой, чуть покрупнее котенка. Она им как могла помогала. Если они чего-то не слышали, так она их толкала или царапала потихоньку, чтоб они внимание обратили.
А дом их, избушка плохонькая, на самом отшибе стоял. Легли они однажды спать и уснули крепко. Вдруг слышат среди ночи кошка теребит их, царапает сильно. Что такое? Соскочили они и свет зажгли. Глядят, а в окно кто-то лезет — кудлатая голова и руки — и уже раму выставил!