Маледикт (Робинс) - страница 162

Джилли щедро сдобрил молоко бренди и поставил чашку перед Маледиктом.

— Никогда не встречал игрушек с такими когтищами и зубищами, — весело заметил он. — Пей, а я буду рассказывать тебе истории о дворе.

Маледикт поднес кружку к губам, глотнул.

— Не знаю, зачем я слушаю твои сентиментальные сказки.

— Затем, что взамен я терплю твои капризы и перепады настроения, — ответил Джилли. — Но если тебе наскучили истории о любви, расскажу тебе, как затонули «Грозный» и «Дьявол».

— А там есть про кровь? — заинтересовался Маледикт.

— Это случилось в войну, — сказал Джилли. — В войну всегда льется кровь. Всё происходило в первые дни Ксипоса, когда боги еще не покинули нас. Капитаном на «Грозном» был Беллан, а на «Дьяволе» — один из итарусинских принцев. Их пушки были заряжены железом, а сундуки полны золота — самого лучшего, что могло убедить жадного Нагу прийти им на помощь. Они сражались, грабили и истекали кровью, бросая соли за борт так же часто, как стреляли из пушек, и наконец чешуйчатый Нага, бог здоровья и скупости, метавшийся в водах в ожидании подношений, поднялся из моря и забрал все. Корабли, людей, пушечные ядра и выкупы двух королей чистым золотом. Достаточно кровавая история?

— М-м-м, — согласно промычал довольный Маледикт. — И никто не попытался отыскать и вернуть золото?

— То, к чему прикоснулись боги, навеки меняется. Лучше уж пусть будет подальше от людских рук — на всякий случай.

Джилли поднялся, вытащил из печи горячий хлеб и бросил остывать на решетку. Потом отрезал ломоть, положил на стол, отыскал в кладовой только что сбитое масло и вернулся к Маледикту. Отломил кусок и подал теплый хлеб юноше.

— Держу пари, ты сегодня не ел, а только яростью своей исходил.

— Не отчитывай меня, — сказал Маледикт, однако намазал толстый слой масла на свой кусок.

— Ешь, а я тем временем расскажу еще одну историю. Более древнюю, о рыцаре и его оруженосце, и о том, как они просили Эпсит подарить им ребенка.

Маледикт закатил глаза.

— Опять про любовь. Джилли, ты романтик.

— Это неизлечимая болезнь, — отозвался Джилли, пытаясь угадать настроение Маледикта. Глаза у него были грустные, веки набухли от рыданий, но губы перестали уныло кривиться — на них даже обозначилась едва заметная улыбка.

Маледикт допил молоко, подошел к плите и налил еще кружку. Потом сел за стол и принялся за крошеный миндаль и теплый хлеб, ожидая рассказа Джилли.

— Истории любви так часто наводят скуку…

— Может, вырвать листок из какой-нибудь порнографической книжки Ворнатти и накормить тебя непристойностями вместо романтики? — поддразнил юношу Джилли.