— Сейчас ведь не модно верить в богов, разве ты забыл? — сказал Маледикт, отталкивая друга. — И вообще, мы с тобой уже опаздываем, а ты до сих пор не одет для маскарада. А то вдруг Ворнатти явится и решит тряхнуть стариной? Мне бы не хотелось, чтобы он заставлял тебя исполнять свои грязные желания.
* * *
И вновь два полумесяца бальной залы объединились, открывшись друг другу, — утренняя половина Ариса и таинственный полумрак придворных. Но кружение времени и небес было раздроблено, превращено в лабиринты зеркалами, слегка покачивавшимися от шума шагов. Зеркала отражали золоченые стены с затейливыми узорами и перемещения великосветских повес, в костюмах которых сочетались кружева и кожа, меха и бриллианты, а фантазия ограничивалась лишь содержимым кошельков и, реже, — здравым смыслом.
Вельможи собирались возле этих обманчивых стен, с которых прежде на них устремляли свои взоры боги, созерцавшие Темное Солнцестояние, когда сходятся вместе живые и мертвые. Теперь зеркала служили лишь для умножения числа гостей, и их собственные отражения были единственными призраками. Королевские лакеи в масках, облаченные в серый бархат, двигались сквозь толпу, будто духи умерших, которых избегала знать.
В самом центре залы возвышался помост с пологом из бледно-серой ткани, мерцавшей, как капли дождя в лунном свете. Позолоченные кресла на помосте были пусты, спинки задрапированы черным — Арис позволил себе единственный знак скорби по брату, тело которого до сих пор не нашли.
Лицо Маледикта под маской было суровым; губы, прикрытые маленьким бархатным перышком, сжимались все плотнее по мере того, как он оглядывал залу, по одному отсеивая вельмож в личинах. Джилли заметил, что мало кто из придворных, даже якобы неузнаваемых, осмеливались встретить взгляд Маледикта.
— Янус будет на возвышении вместе с Арисом, — сообщил Джилли. — Ты знаешь, в какой маске?
— Неужели ты думаешь, что маска способна скрыть его от меня?
Королевский помост превратился в улей, бурлящий жизнью; забегали, засуетились лакеи. За их спинами, за серебристыми шторами, виднелось поредевшее семейство Ласта. Арис, весь в торжественно-белом, тем не менее, надел черные нарукавные повязки; маска его символизировала Печаль.
Адиран сидел справа от отца, на троне королевы, где его хрупкая фигурка казалась совсем крошечной, гномьей. По обе стороны от Адирана, высунув языки, на толпу взирали мастиффы. Принц то и дело бросал им разные лакомства, которые собаки ловили на лету. Лакей, неуклюжий от волнения, запутался в собственных ногах, и Хела выбранила его утробным, внезапным лаем. Ади хихикнул и потянул собаку за уши, придерживая другой рукой маску. Это была полумаска из белого атласа, отороченного синим, которую принц все норовил сдвинуть на лоб, ероша волосы.