— Для подобной работы у тебя слишком изнеженные руки, — парировал Маледикт. — Ты всего лишь избалованная дворянка, бредящая от отчаяния. Дар сновидения? Сны бесполезны по сравнению с клинком.
Мирабель сжала пальцами его ладони, впившись ногтями в кожу; засочилась кровь.
— Слабак, — сказала она. — Ты одарен — и не пользуешься своим даром. Захвати власть для себя — иначе она тебя не удовлетворит. Неужели ты станешь спокойно наблюдать, как возвысится твой любовник, а сам останешься слабым словно содержанка?
Маледикт видел, как точеные черты ее лица исказились; Мирабель трясло от ярости. Словно льдом его обожгло осознание: она была его отражением — или, еще хуже, его будущим. Она всецело отдалась Ани и внушала ужас, подобно призраку.
— Ани сводит тебя с ума, — сказал Маледикт. — На меня в своих делишках можешь не рассчитывать. Союз со мной нужен тебе только для того, чтобы убаюкать мою бдительность и потом ударить в спину.
— Орудовать ножом — по твоей части. Я предпочитаю более тонкое искусство. Так значит, ты сомневаешься во мне, в моих способностях? — Мирабель улыбнулась, взгляд устремился вдаль. — Лед, — продолжала она, — разбивается о нос корабля. Может, мне поискать то, что можно вынести на поверхность? Поведать двору о твоих грехах? Сегодня вечером я докажу тебе, на что способна, — проговорила она, сделала реверанс и исчезла за ближайшей переборкой.
Пот заливал спину и лоб Маледикта, в груди похолодело. Руки тряслись; он кое-как совладал с дрожью и стал пробираться к дверям, на свежий воздух. Джилли тенью последовал за ним, и Маледикт обернулся.
— Посторонись, Джилли. Мне очень хочется кого-нибудь убить.
— У тебя идет кровь, — заметил Джилли и отскочил, когда Маледикт зарычал.
Юноша постарался унять ярость; от ободранных ладоней по всему телу разливалась боль. Он сказал просто, обращаясь к Джилли:
— Похоже, эта сучка отравила меня. Подвергла испытанию. — Он прошел дальше на балкон, дрожа, скрючившись от ледяной боли в животе и груди.
— Мэл, — испуганно позвал Джилли.
— Я хочу пить, — проговорил Маледикт. — Принеси мне чего-нибудь. — Его рука снова и снова взлетала к рукояти меча; капли крови испещрили мраморный пол. Маледикт перегнулся через перила, снова выпрямился. — Ступай, Джилли. Я буду здесь. В конце концов, у меня есть маска, она защитит от смерти.
Стоя на балконе, Маледикт почти безразлично наблюдал за тем, как маленькие ранки нарывают и раздуваются; его бил озноб, а взмокшие от пота перья шипами вонзались в кожу. Онемение накатило на Маледикта, сковывая ноги, руки и лицо, как будто кровь его вдруг превратилась в лед. Дыхание стало тяжелым. Потом юноша конвульсивно вздрогнул, и ранки выплюнули кровь и нечто более темное, густое, как сироп, зеленоватое. Жидкость вытекла, образовав лужицу на камне возле его ног, и тогда он зализал порезы.