— А ты, юнец, не должен забывать, что теперь мы в городе, и правила переменились. Джилли, отвези меня в мою комнату.
Джилли безропотно покатил кресло барона по коридору в комнату, которая некогда, до произведенных недавно умопомрачительных перестановок, служила второй гостиной. В последний раз, когда Ворнатти жил в городе, он еще мог сам подняться по широкой полированной лестнице на верхние этажи.
Маледикту как воспитаннику Ворнатти отвели господскую комнату на третьем этаже: барону она была уже не нужна. Вспомнив, как юноша мгновенно поднялся на его защиту, Джилли еще раз порадовался, что не пожалел времени и части премиальных, чтобы наполнить блюдо на прикроватном столике Маледикта его любимыми карамельками — такими же, какие тот когда-то стащил у Ласта.
Комната Джилли располагалась на том же этаже, на котором жили члены семьи и гости, чем намекала на его двусмысленное положение в доме Ворнатти. Горничные прислуживали Джилли, кухарка гоняла его, как озорного господского отпрыска, а дворецкий, пусть с ворчанием, все же повиновался. Зато окна комнаты выходили на пустырь и помойку, а мебели было далеко до той, что стояла в комнатах барона и его гостей.
Лишь по ночам Джилли забывал о своем шатком, зависящем от каприза положении, даже вопреки тому, что взор его упирался в старый поцарапанный шкаф, что громоздился прямо напротив кровати. Внимание его привлекало другое: он прислушивался к мирной тишине спящего дома, стремясь слиться с ней. Пот блестел на полоске шеи над воротом ночной рубашки, увлажняя спину и отбрасывая на руки блики свечного пламени. Горстка сожженных спичек на столике у кровати свидетельствовала о многочисленных неудачных попытках зажечь фитиль трясущимися руками. Последний месяц Джилли спал без сновидений — но стоило Маледикту переступить порог дома на Дав-стрит, как вот он, кошмар — тут как тут.
Джилли встряхнулся, освобождаясь от обрывков нервозности и страха, словно мокрый пес — от капелек воды. Опустившись на простыни, он снял нагар со свечи — а потом совершенно нелогично повернулся на другой бок и натянул на плечи одеяло, чтобы не видеть света.
Кошмар Джилли словно никуда и не уходил, как если бы пробуждений вовсе не было. Снова надгробья — и одна гробница с грохотом разваливается на куски; темнота подземелья, ни лучика света, исключая тусклый кровавый свет — Ее свет. Она сидит словно на насесте, вонзив когти в грудь мертвеца, птичьим клювом терзая мягкий распоротый живот; черты скрыты под коркой запекшейся крови. Все, что смог разглядеть Джилли, — голод во взгляде и несколько прядей светлых волос, что мелькнули среди мертвечины, прилипшей к Ее лицу. Джилли сделал робкий шаг, желая разглядеть Ее жертву — но Она успела раньше: глазницы были пусты, лицо трупа искажено.