Тьма, показавшая ему Чернокрылую Ани, заклубилась, дрогнула и явила Маледикта: он стоял на одном колене, опираясь на меч. Юноша взглянул на Джилли глазами, такими же голодными, как у Ани, и произнес: «Моя месть завершена? Все не так, как я ожидал».
За его спиной поднялась Ани, заслонив крыльями даже тусклый кровавый свет; когтистая лапа потянулась к плечу Маледикта. Рука юноши поднялась, бледная, словно призрак паука в темноте, и легла поверх Ее лапы — но выражал ли Маледикт этим жестом протест или покорность, Джилли не мог понять. Она склонила лицо к Маледикту, клюв медленно приближался к его глазам.
— Мой, — произнесла Она единственное слово; и голос Ее был безжалостен, словно воды, несущие лед.
Во второй раз Джилли проснулся с дико колотящимся сердцем и тошнотой. В ушах все еще звенело эхо Ее голоса. Пламя задрожало от струи воздуха, с силой вырвавшегося из легких Джилли. Он потянулся к свече — и вдруг увидел, что кто-то стоит на пороге, а подле, высится огромная тень, словно маленький огонек шутки шутит.
«Горничная — Ливия?» — сперва решил Джилли, его накрыла надежда избавиться от страха, затерявшись в волне удовольствий. Но Ливия не пришла бы к нему, рискуя своим местом: не теперь, когда в резиденцию приехал Ворнатти.
— Ну, проснулся, наконец? — раздался безошибочно узнаваемый хриплый голос. Маледикт неторопливо подошел к кровати и остановился в нескольких шагах.
Маледикт был все еще в своем причудливом черном платье, в неверном свете свечи плясала на стене его тень, и Джилли почудилось, что он так и не пробудился от кошмара. Но вместо отчаяния лицо его выражало скорее обиду.
— Что ты видел во сне, Джилли? — спросил юноша. — Ты все крутился, будто на вертеле — и еще… — Его надтреснутый голос оборвался.
— Это был кошмар. Неприятный, как все кошмары.
— Ты произнес во сне мое имя. Я думал, ты увидел, как я вошел, но ты спал. Что тебе снилось? — Это был не просто интерес. Голос Маледикта звучал требовательно.
Джилли отбросил с лица мокрые от пота пряди волос, ощущая себя невероятно изможденным и не чувствуя ни малейшего желания искать причину гнева Маледикта.
— Ты не имеешь права видеть меня во сне, — заявил юноша.
Джилли лишь вздохнул.
— Сон — это волшебство, не подвластное велению разума, Мэл. Мне жаль, что твое присутствие в моем сне тебя обидело. Этот кошмар не имеет смысла. — Кроме того, что Ани, по общему мнению мертвая и покинувшая мир, в его снах казалась вполне живой.
— Ты что, пытаешься спалить дом? — Маледикт предпочел сменить тему. — Или сам пристрастился к наркотикам, которые вкалываешь старому мерзавцу?