Что я?
Кто я?
И зачем?
Почему?
И кому это надо?
И ради чего все?
И что делать?
И что не делать? И кто прав? А кто не прав? Кто виноват? Перед кем?
К чему вообще это все? И может, этого не надо?
Здесь бы я добавил:
Зло?
Добро?
Бог?
Дьявол?
Любовь?
Ненависть?
В конце концов:
Жизнь?
Смерть?
Жить в общем-то неплохо. Тем, кто умеет это делать.
Кто умеет наслаждаться каждым мгновением своего бытия, в какой бы мелочи ни заключалось удовольствие. Жизнь она такая… такая… такая в целом офигительная!
А адреналин риска? А игра? А книги? А природа?
Сколько наслаждения в простом дыхании, созерцании, в спокойной поступи!
А сколько удовольствий нам предписано? А как они глубоки, если постараться? И сколько разнообразных тончайших чувств мы можем испытывать?
И все-таки… Что я? Кто я? И зачем?
Эти вопросы я задаю себе бесконечно часто, потому что не могу жить просто так, как все, — лежать в дерьме и хрюкать — спокойно ждать, пока превратишься в подвяленный окорок.
Но почему грусть застилает глаза?
Что такое Счастье? В чем он заключается? Как быть счастливым?
Поверьте! Я не нашел ни одной книги, где есть прямые, честные и исчерпывающие ответы. Одни лживые сопли. На самом деле никто ничего не знает!
А жить все-таки хорошо!
Сколько переживаний и радости в любви!
А азарт соревнования?
Отправившись на свое первое в жизни нормальное свидание, Вовочка не появился ни в этот день, ни на следующий. Я то и дело набирал его домашний номер, но он, к моему глубокому недовольству, был напрочь занят, что, между прочим, красноречиво свидетельствовало о том невообразимом ажиотаже, который инициировало мое объявление в газете.
Что произошло? Может быть, Вовочка меня развел, как лоха? Может быть, вместо свидания, он просто поехал к своим старым собутыльникам и ушел в запой? Ведь на те деньги, которые я ему дал, можно гулять не меньше недели. Или он дома и просто не соизволил мне позвонить? Или с ним что-то случилось?
Я передумал все, что только может прийти в голову такому замечательному фантазеру, как я. В любом случае я не мог найти себе места и страдал из-за невозможности что-либо узнать. Не страх за Вовочку, а чисто любопытство снедало мое сердце.
На четвертый день, утром, перед работой я заехал к нему домой. Дверь открыл его отец.
— А Вова дома? — спросил я, уже не питая никакой надежды, поскольку, будучи дома, Вовочка всегда сам открывал дверь. Впрочем, может быть, он спит в сиську пьяный?
— Нету его, Александр Владимирович! — взволнованно заговорил отец, впрочем давно привыкший к выкрутасам сына. — Поехал в пятницу к Людмиле какой-то в гостиницу и с тех пор не объявлялся.