— Не пристало принцессе заниматься фехтованием, — сказал он со строгой улыбкой, которой научил его придворный философ.
Симорен склонила голову набок.
— Почему? — топнула ножкой принцесса.
Король опешил. О топанье ножкой философ не предупреждал. Он предрекал бурю слез и немедленное раскаяние.
— Ну… это… потому что, — промямлил король.
— Так я принцесса или не принцесса? — наступала Си-морен.
— Вот именно, принцесса! — обрадовался король. Симорен гордо подняла голову.
— А раз так, то не приставайте ко мне с тем, что пристало, а что не пристало!
Папа-король окончательно растерялся. Но его выручила мама-королева, которая не училась у философов.
— От подобного занятия к принцессе пристает всякая гадость, — сказала она. — А это уже становится неприличным!
— Почему? — попыталась повторить свой несокрушимый аргумент принцесса.
— Просто становится, и все! — отпарировала мама-королева, и урокам фехтования наступил конец.
Но едва принцессе Симорен стукнуло четырнадцать, король с ужасом обнаружил, что она заставляет придворного чародея давать уроки волшебства.
— С каких пор это продолжается? — устало спросил папа-король, когда принцесса явилась на его зов.
— С тех пор как прекратились уроки фехтования, — ответила Симорен. — А что, это тоже неприлично?
— Да, не подобает.
— Все интересное неприлично. Все занятное не подобает, — надула губки Симорен.
— Занятия не должны быть занятными, — строго сказала мама-королева. — Интерес появляется от усердия.
— Как же, появится, жди, — буркнула Симорен, но возражать не решилась, и это был конец урокам волшебства.
То же самое произошло с уроками латыни у придворного философа, с уроками кулинарии у королевского повара, с уроками цирковых фокусов у придворного менестреля. Тут уж Симорен окончательно рассердилась.
И когда ей стукнуло шестнадцать, принцесса призвала свою фею-крестную.
— Симорен, дорогая моя, такие вещи и на самом деле делать нельзя, — наставительно пропела фея, разгоняя веером ароматный голубой дым, который сопровождал ее появление.
— Мне все об этом толкуют, — фыркнула принцесса.
— Значит, в этом есть толк, — раздраженно сказала крестная. — И я не люблю, когда меня без толку отрывают от чаепития. Ты должна звать меня только в самый важный момент жизни, и то, если решается судьба твоего будущего счастья.
— Он и есть важный и мое будущее счастье! — воскликнула Симорен.
— О, тогда другое дело. Правда, ты еще слишком молода, чтобы влюбляться. Впрочем, ты всегда была не по годам развитым ребенком. Расскажи мне о нем.
— О ком?
— О принце, конечно. Симорен вздохнула.