* * *
Они встретились в ресторане «Олд Инглэнд Стэйк Хаус» – излюбленном месте Куямы. Дэмура отчужденно оглядывался по сторонам. Он любил чистые японские харчевни и чайные, приятно пахнущие татами, изящно расставленные ширмы, голые, ничем не завешанные стены, бесшумно раздвигающиеся двери. Панели и перегородки темного мореного дерева, стены, сплошь увешанные картинами, гул разговоров, музыка, хотя и тихая, но беспрестанно раздающаяся из невидимых репродукторов, клубы табачного дыма, полумрак, цветные свечи на столиках – все это было не для Дэмуры. Посетители – в основном молодежь – сидели за столиками в боксах, пили пиво и ели бифштексы с жареным картофелем. Юноши в легких, свободных рубашках с короткими рукавами, хорошенькие, пикантные девушки… Откуда у них берутся деньги на такие дорогие рестораны?
Куяма гордо вышагивал рядом с Дэмурой, неряшливо одетым и пялящим глаза даже на самых невзрачных девчонок. Да, старик показал себя в наилучшем свете, доставив на своей допотопной тачке в центральный отдел убийцу Адзато, разделанного под орех: руки перебиты, нос сломан! Такое зрелище в токийской полиции – не каждый день.
Признание Макамуры было кратким и точным. Он обезвредил каскадеров и на пару со своим учеником занял их место. Ему было велено поиграть с Адзато, прежде чем его прикончить. Однако актер неожиданно оказался сильным противником, и Макамура не стал тянуть время. В признании содержались все подробности, которые могли заинтересовать специалиста вроде Дэмуры, но не было ответов на вопросы, кто нанял убийцу и сколько заплатил за работу. От Макамуры таких сведений не добиться – это было совершенно очевидно. Разоблачить самого себя он мог: проиграл – изволь расплачиваться. Но выдать нанимателя?! Полицейские старшего поколения понимали, что для Макамуры даже сам вопрос оскорбителен.
«Чистосердечное признание» Огавы тоже мало что дало. Преступник в первую очередь стремился обелить себя. Он не отрицал, что пьяный Адзато вломился к нему со скандалом и бог весть почему избил его. Да, конечно, надо было бы обратиться в полицию, теперь он и сам это понимает. Какая жалость, что он сразу об этом не подумал! А его дернула нелегкая нажаловаться друзьям. Что поделаешь, если друзья принимают его неприятности близко к сердцу? Но как бы дурно они ни поступили, ими двигала тревога за него, ведь этот безумец грозил прикончить его, Огаву. Свидетели могут подтвердить.
На этот счет никто и не сомневался. Правоту Огавы наверняка засвидетельствуют все его служащие, и не исключено, что при этом они скажут правду. Шумная драка и угрозы – вполне в стиле Адзато. Но кто именно из друзей мог оказать Огаве скромную услугу, наняв убийцу, этого главарь банды не сказал. Он всячески уклонялся от ответа. Сначала плел, будто бы приятели намеревались лишь поколотить Адзато, а тот, кого они наняли, перестарался. Однако признание Макамуры опровергало эту версию. Тогда Огава стал расписывать, какое множество друзей-приятелей у него по всему городу, и он, мол, рассказывал о своей обиде всем и каждому. Но при этом ни одного имени не назвал. Сыщики знали, что, как ни допытывайся, Огава в своих признаниях дошел до определенной границы, которую он не переступит никогда. Если не старинные понятия чести, то уж здравый рассудок наверняка удержит его. Себя самого топи, если прижали к стенке, но выдать кого-либо из банды… тут дело пахнет мучительной смертью в камере, которая надежно охраняется днем и ночью. Все дальнейшие попытки докопаться до правды означали пустую трату времени.