— Какого черта его туда занесло? Я думал, он ненавидит провинцию!
Нотариус не ответил. Вид у него был смущенный. Он протянул мне фотографию — надо полагать, этого самого дома.
— Те… тело все еще там? — спросил я, беря снимок.
Трудно выговорить слово «тело», когда речь идет о твоем собственном отце… Все-таки есть вещи, запретные даже для отъявленных циников.
— Нет, его перевезли в Париж, и похороны, если вы ничего не имеете против, состоятся послезавтра.
— На монпарнасском кладбище?
Нотариус неловко кивнул. Мой мерзавец папаша имел наглость завещать, чтобы его похоронили рядом с женой, на кладбище, куда он, насколько мне известно, ни разу не заглянул! Я угадывал по глазам мэтра Пайе, что он опасается моей реакции. Однако по зрелом размышлении я пришел к мысли, что мне все равно. Я не из тех, кто приходит лить слезы над могилой. Я не нуждаюсь в камнях, чтобы помнить родных людей — этот символ мне ни о чем не говорит. Если старик надеялся искупить грехи, завещав положить его рядом с женщиной, которую он бросил, — пусть его… Будет ли он лежать там или в другом месте, зло уже было совершено, да и для матери это тоже ничего не меняло.
Я взглянул на фотографию. Поляроидный снимок, однако качество неплохое. Небольшой узкий каменный дом посреди цветущего сада. Это было так не похоже на моего отца! Но знал ли я его по-настоящему? В конце концов, он мог измениться за эти годы. Насколько человек вообще может измениться.
— Горд — одно из красивейших мест во Франции. Городок, знаете ли, стоит на скалах, и это… это великолепно.
Я почти не слушал нотариуса. Я старался понять.
— Каким образом произошла авария?
— Было два часа ночи, ваш отец не вписался в поворот, машина упала в пропасть… В пяти минутах езды от дома…
— Какого черта он делал в машине в два часа ночи в этом треклятом городишке?
Мэтр Пайе пожал плечами.
Что-то здесь не сходилось. Я никак не мог представить себе все это. Зачем старик купил дом в маленьком городке на юге Франции? Возможно, тут была замешана женщина. Но нотариус явно ничего об этом не знал…
Отец родился в Париже и всю жизнь провел в этом городе. Здесь он учился, здесь работал. Он познакомился с моей матерью в Париже и женился на ней в Париже, сделал ей ребенка в Париже и бросил ее в Париже, когда у нее обнаружили рак. Он ненавидел деревню, ненавидел провинцию — даже пригород для него был местом слишком удаленным. Я не мог придумать хоть какой-нибудь чертовой причины, чтобы он сбежал на юг, словно банкир в отставке.
— Мне бы хотелось посмотреть парижскую квартиру, — сказал я просто, но с принужденной улыбкой.