– Кажется, это твой праздник, – злорадно произнес фермер. – Ты разве не знала о нем?
Она мрачно, не глядя на Ришара, ответила ему:
– Я ему говорила не приходить.
– Он думал покрасоваться!
Ришар подошел к Жанни и поприветствовал ее. Но она, казалось, его не услышала и не увидела протянутой руки. А фермер, возмущенно пожимая плечами, сказал:
– Конечно, можно отупеть, но до такого! Да он совсем ослеп!
Я увидел, как Ришар внезапно побледнел; его взгляд перескакивал с девушки на фермера, возвращался к Жанни, останавливался; на его длинном скуластом лице отразились эти терзания…
– Да оставь ты их! – шикнула жена фермера.
– Лучше будет, если ты вернешься к своим делам.
– Я ухожу! Достаточно насмотрелся на сегодня. Хоть в альманах помещай. Развлекайся, моя девочка; это ненадолго, и ты это лучше меня знаешь.
– Ну что ж, что касается «мая», – промолвил Брюно, пока фермер шел к хлеву, – можно сказать, что с этим все в порядке!
В глубине кухни, на плите, запела вода в одном из чайников.
– Жанни, – начал было Ришар сдавленным голосом…
Но она вскинула голову, как будто бросая ему вызов, и, выйдя из дома, направилась к одному из сараев.
Что до меня, то у меня было одно желание, одна потребность: бежать из этих мест, где все, что ни видишь и ни слышишь, оборачивается дурной насмешкой. Я отошел к нашей повозке и растянулся на сене. В нескольких шагах от меня Ришар догнал девушку и снова окликнул ее. Она раздраженно обернулась.
– Вы разве не удовлетворены? – спросила она.
– Я же вас предупреждала.
– А я, Жанни, я вам сказал, что вы можете рассчитывать на меня, что бы ни случилось.
Она долго на него смотрела; можно было подумать, что она пыталась прочесть в его глазах что-то и не решалась, пока еще в этом сомневаясь.
– Вы не знаете, что говорите, – прошептала она. Она хотела уйти; он задержал ее за руку:
– Скажите честно: разве я не был всегда вашим другом?
Она покачала головой и по-прежнему недоверчиво проговорила:
– Но вы не знаете…
– А если я догадываюсь, Жанни?
Он говорил с ней долго, неуверенно, то запинаясь, то пылко, пытаясь вывернуть наизнанку самого себя. Но мне кажется, я не сумею передать его слова.
– О! Поверьте… – говорил он, – все выглядит так, как будто я думаю только о вас; но прежде всего я думаю о себе.
И он напомнил ей, как когда-то они познакомились, их встречи, разговоры – свои самые лучшие воспоминания. Они прекрасно ладили друг с другом, он и не желал большего. Он говорил себе, что позже, повзрослев, она уступит, может быть, другу детства. Но она была свободна; и ему было нужно прежде всего, чтобы она по-прежнему доверяла ему, чтобы она была счастлива или, на худой конец, как можно менее несчастлива и чтобы он это чувствовал.