– И что вам нравится в этой картине? – спросил Джек.
– Задний план хорошо оттеняет центральное изображение, но он другой, неуловимо другой. На его фоне детеныши рыси выглядят очень эффектно.
– Вы говорили это Рейчел?
– Много раз.
– А что говорила она?
– Что эта картина написана давно. Ну как, картины готовы? Мы будем устраивать выставку?
– Гм… Я думаю… Да, будем, – ответил Джек. Он не знал, как отнесется Рейчел к тому, что он возьмется за кисти и снова начнет с ней сотрудничать.
Когда Джек вернулся домой, ему позвонил Дэвид Санг. Всю неделю Дэвид посылал ему сообщения. Он хотел, чтобы Джек закончил начатую работу, но голова у Джека была занята совсем другим.
– Как дела, Дэвид?
– Джек! Наконец-то!
Джек выглянул в окно. Вечернее солнце освещало вершины секвой, пробиваясь сквозь легкую хвою к покрытым грубой корой стволам. В этой картине было что-то успокаивающее.
– Уже поздно, приятель. – Голос Джека звучал более умиротворенно, чем обычно.
– Так, значит, ничего нового?
– Ничего. А у вас?
– Мне только что позвонили. Флинн ушел к Уолкеру, Янсену и Маккри.
Уолкер, Янсен и Маккри. Конкуренты. Майкл Флинн переметнулся в лагерь противника. Уже третий за полтора месяца.
– Ты скоро кончишь разговаривать? – недовольным тоном спросила Саманта.
Жестом велев ей замолчать, Джек сказал Дэвиду:
– Хорошо. Это мы как-нибудь переживем. На самом деле он прав. Уолкер, Янсен и Маккри строят в основном в Калифорнии, а у Майкла маленькие дети, и ему не хочется постоянно находиться в разъездах.
– Здесь я с тобой согласен. Ну а ты как? Работа не ждет.
– Папа, мне нужен телефон, – заныла Саманта. Он повернулся к ней спиной.
– Я приеду завтра утром.
– Ты говорил с Боккой?
– Да, говорил. Мы должны переделать весь проект. – При одной мысли об этом у Джека засосало под ложечкой. – Послушай, Дэвид. Мне нужно кончать разговор.
– Чем ты там занимаешься? Надеюсь, работаешь над проектом? Девочки ходят в школу, а для Рейчел ты не так уж много можешь сделать.
– Как раз могу. Писать картины. Слушай, моей дочери нужен телефон. Пока. – Он повесил трубку.
– Какие картины? – спросила Саманта.
– Мамины, – ответил он. Ее лицо исказилось от ужаса.
– Не смей до них дотрагиваться. Это мамины картины. Ты их испортишь.
– Я вовсе не собирался их портить. Я собирался… Мне захотелось закончить несколько картин, чтобы Бен смог устроить мамину выставку.
– Маме бы это не понравилось.
– Знаешь картину с детенышами рыси?
– Конечно, знаю. Мамина любимая.
– Верно, – продолжал он. – А знаешь ли ты, что я помогал ее писать?
Уничижительный взгляд Саманты красноречиво говорил о том, что она не только не знает этого, но и не верит ни единому его слову.