У очага две женщины варили курт. Каждый раз перед кочевкой Балым готовила курт. "Хоть недолго нам кочевать, - обычно говорила она невесткам, - но переправляться через глубокую Анхату не очень-то просто, поэтому надо все хорошенько упаковать, избавиться от лишнего жидкого груза..." Вот и сегодня она заставила своих келин-жан варить курт, а сама, довольная, с еще не высохшими на глазах слезами радости, принялась разливать гостям густой красный чай, то и дело ласково поглядывая на сына.
На дастархане лежали вкусные баурсаки, любовно приготовленные Балым для угощения сына, куски сахара, в цветной деревянной чашке стояло масло, были даже жент* и изюм, хранимый матерью для уразы**.
______________
* Жент - кушанье из сушеного творога.
** Ураза - мусульманский пост.
- Ешь, светик мой, ешь! Наверное, соскучился по домашним кушаньям? Может, тары* тебе дать со сметаной? - суетилась мать, пододвигая чашку с тары к сыну.
______________
* Тары - кушанье из сушеного поджаренного пшена.
Старик Жунус тоже доволен сыном, хоть и холодно встретил его. Глядя на Сулеймена, за обе щеки уплетавшего баурсаки, хаджи спросил:
- Что нового в городе, все ли спокойно?
- Какое нынче спокойствие, хаджи-ага, все вверх дном перевернулось. Белкулли*, белкулли!.. - протягивая руку за очередным баурсаком, ответил сухощавый, разговорчивый Сулеймен. - Подошел я к Елекшаю**, что мост возле Теке охраняет, и попросил у него табачку на понюшку. Вокруг никого нет. Тогда я спросил его: "Не отберут ли у меня коня в городе?" Дорогой я слышал такие разговоры, что в городе коней у приезжих отбирают. Елекшай напугал меня: "Придется тебе, Сулешка, тарантас самому везти, коня у тебя непременно заберут. Да не только коня, и чапан, и шапку заберут. Весь город, говорит, полон казаками и ханскими киргизами..."
______________
* Белкулли - совсем (конец).
** Елекшай - Алексей.
Кадес и Тояш рассмеялись над тем, что Сулеймен ходил просить у русского табачку на понюшку. Им это показалось неприличным. Но хаджи не обратил на это никакого внимания. Он думал о другом. Ему и раньше приходилось слышать, что люди из Джамбейтинского правительства отбирают в городе у казахов лошадей, одежду и продовольствие, а джигитов записывают в белые отряды, но как-то все не верилось. Он хорошо знал, что Сулеймен мог приукрасить, наговорить много того, чего и не было, однако в его словах, видимо, было много правды.
Сулеймен продолжал:
- Я, значит, опять спрашиваю Елекшая: "А у тех, что по делу приехали, тоже лошадей забирают?" А он: "Фу, какой ты ребенок, Сулешка, разве кто без дела приезжает сюда, - у каждого какая-нибудь нужда есть. Так вот, у всех приезжих казаки и ханские киргизы отбирают хороших лошадей, а взамен дают кляч. Ты, говорит, поезжай сейчас к Мишке, знаешь Михаила Пермякова, что плотником работает?.. Поставишь у него в сарае лошадь, дашь ей сена и иди в город пешком. Постарайся закончить все свои дела днем, а ночью поедешь обратно..." Об этом же говорил мне и сват Бозымбет: "Отнимут у тебя коня, поезжай лучше на окраину к русским, днем найдешь Хакима, а ночью незаметно выедешь из Теке..." Поневоле пришлось заезжать к Михаилу Пермякову. Вот поэтому, хаджи-ага, и задержались мы, выехали из города только на следующую ночь. А Мишка говорил, что теперь казахи боятся даже скот на базар пригонять, скоро базара совсем не будет. Белкулли, белкулли, хаджи-ага!..