- Сейчас кругом война... - сказал Хаким, приветливо глянув на отца. Дороги все закрыты. Ни в Оренбург, ни в Петербург проезда нет. Пока кончится война, хочу определиться на службу. Вы одобряете это, отец?
- Где, интересно, сейчас Баке, он бы помог тебе.
- Вы спрашиваете про адвоката Бахитжана?
- Да.
- Говорят, что он сидит в тюрьме.
- Как ты сказал?!. - На полном старческом лице хаджи появилась растерянность. Он был глубоко убежден, что тюрьмы существуют не для таких, как Бахитжан Каратаев, - в них содержат только конокрадов, разбойников и убийц.
"Что тут особенного, - думал между тем Хаким. - Я тоже сидел в тюрьме... Настоящие преступники, наверное, редко попадают в камеры, там томятся в основном невинные люди..."
Хаджи очень удивился этому известию, но ни о чем не стал расспрашивать сына. Он сказал:
- В том году, когда был указ о мобилизации джигитов, Баке очень много добра сделал людям. Джигитов из нашего рода он всех освободил от посылки на тыловые работы. Смелый человек, умный...
Хакиму нравилось, что сегодня отец, против обыкновения, был разговорчив и весел, а главное - одобрил его намерение продолжать учебу. Ему вдруг вспомнилось, как отец вчера вечером в разговоре с гостями как бы между прочим сказал: "Не случайно мы дали сыну имя Хаким!.." "Отец мечтает о том, чтобы я стал хакимом!.."*
______________
* Хаким - правитель (арабск.).
- Отец, - спросил он, - кажется, это вы рассказывали о том, как адвокат Бахитжан был переводчиком у своего брата Аруна-тюре?
- Да, это и было как раз в том году, когда царь дал указ о мобилизации джигитов.
- Разве Арун-тюре не знал по-казахски?
- Знал... Я лично видел его тогда. Арун-тюре был человеком воспитанным, родовитым, правнуком самого хана Каратая, а в народе его как-то не очень уважали, вернее, не любили. Он хорошо говорил по-русски, всегда садился рядом с помощником губернатора... А свои выступления заставлял брата Бахитжана переводить на казахский язык, потому что Бахитжан был очень красноречив, народ знал его и уважал. Да и еще одно обстоятельство заставляло Аруна-тюре держать при себе переводчиком брата - это повышало авторитет султана.
- А много тогда народу собралось?
- Почти все население бухарской стороны Яика. Слух о том, что всех джигитов от девятнадцати до тридцати одного года заберут служить, сильно взволновал народ. Прибыли почти все люди шести родов Кара и восьми родов Айтибета и все семиродцы*. Площадь возле Менового Двора, где раньше проводилась ярмарка, была запружена конными и пешими. В центре площади устроили высокий навес, а под ним трибуну. Сквозь узкий проход, образованный в толпе цепочкой жандармов, прошли на трибуну чиновники и военные с золотыми погонами и орденами. Я стоял почти у самой трибуны и все хорошо видел. Поднялся Арун-тюре и что-то стал говорить по-русски. Народ шумит, никто не понимает. Потом вышел Бахитжан, и все смолкли. "Не беспокойтесь, не волнуйтесь, казахи, - начал Бахитжан, - ваши сыновья не на войну пойдут, а на тыловые работы. Так говорит вам султан Арун-тюре..."