Комиссар Мегрэ медленно набил трубку и обвел взглядом всех сидящих в камере.
— Вы извините меня, господин мэр, что я не держал вас в курсе следствия… Когда я приехал сюда, мне было ясно, что драма еще только начинается. Чтобы обнаружить ее тайные пружины, надо было дать ей развернуться, по возможности избегая жертв. Ле-Поммерэ умер, отравленный своим сообщником, но это ничего не изменило: он непременно — я в этом не сомневаюсь, поскольку достаточно изучил его, — непременно покончил бы с собой при аресте… Затем таможенник был ранен в ногу. Рана пустяковая, через неделю он забудет о ней. Но я могу подписать ордер на арест доктора Эрнеста Мишу за покушение на убийство мосье Мостагэна и нанесение ему ранений, а также за предумышленное отравление мосье Ле-Поммерэ, являвшегося его другом. А вот второй ордер, на имя мадам Мишу. Она обвиняется в нападении на таможенника и нанесении ему ран. Что же касается Жана Гойяра, он же Сервьер, то ему вменяется в вину оскорбление властей комедией, которую он пытался разыграть.
Теперь настала очередь комического инцидента. Толстенький журналист глубоко и блаженно вздохнул. У него хватило наглости пробормотать:
— В таком случае, я полагаю, меня оставят на свободе?.. Могу дать подписку о невыезде и внести залог в пятьдесят тысяч франков…
— Это будет решать прокуратура, мосье Гойяр. - Мадам Мишу в полуобморочном состоянии откинулась на спинку стула, зато сын ее не утратил хладнокровия.
— Вы ничего не имеете добавить? — спросил его Мегрэ.
— Извините! Я буду отвечать только в присутствии своего адвоката… И буду настаивать на незаконности этой очной ставки!..
Доктор вытягивал свою длинную, как у тощего петуха, желтую шею с торчащим кадыком. Его нос казался еще более кривым, чем обычно. В его руках по-прежнему была зажата записная книжка.
— А что делать с ними?.. — вставая, прошептал мэр и указал глазами на Эмму и Ле-Гэрека.
— Против них нет решительно никаких обвинений. Леон Ле-Гэрек признался, что хотел вынудить доктора Мишу стрелять в себя. Он попадался ему на глаза — и только. Нет статьи, по которой можно было бы привлечь его за это к ответственности…
— А если привлечь за бродяжничество? — вмешался жандармский лейтенант.
Комиссар Мегрэ так выразительно пожал плечами, что жандарм покраснел.
Час завтрака давно наступил, но на улице все еще теснилась толпа любопытных, и мэр предложил комиссару свою машину, занавески в которой задергивались почти герметически.
Первыми в машину сели Эмма и Ле-Гэрек. За ними — Мегрэ. Он уселся рядом с Эммой на заднем сиденье, а моряк кое-как пристроился на откидном.