– Ну, Бен. Что у тебя тут для нас? – он неторопливо прошел по комнате и встал у меня за плечом. Все остальные невольно придвинулись, столпились вокруг меня, а я взял хирургический скальпель и коснулся края крышки.
– Я думаю, пчелиный воск.
Первое же прикосновение показало, что я прав.
Я осторожно соскреб воск, потом отложил скальпель и осторожно потянул крышку. Она подалась с удивительной легкостью.
Все головы наклонились вперед, но первый же взгляд на содержимое разочаровывал. Аморфная масса, грязная и буро-желтая от времени.
– Что это? – спросил Лорен у своих экспертов, но никто из нас не мог ему ответить. Я не знал, вздохнуть ли от разочарования или от облегчения. По крайней мере это явно не зерно.
– Пахнет, – сказала Салли. Запах был слабый, неприятный, но знакомый.
– Я знаю этот запах, – сказал я.
– Да, – согласилась Лесли.
Мы смотрели на кувшин, стараясь определить, чем же это пахнет. И вдруг я вспомнил.
– Пахнет, как в кожевенной мастерской.
– Верно! – согласилась Салли.
– Кожа? – спросил Лорен.
– Посмотрим, – ответил я и осторожно положил кувшин так, что отверстие смотрело на нас. Осторожно пошевелил содержимое. Сразу стало ясно: внутри что-то цилиндрическое, жесткое и хрупкое.
– Длинный круглый цилиндр.
– Похоже на сосиску.
– Завернуто в ткань.
– Вероятно, холст.
– Это ткань. Потребует дополнительных объяснений, как элемент культуры банту.
– Ткань прогнившая, распадается на куски.
Я положил сверток на стол и, глядя на него, понял, что все мои мечты сбылись. Я знал, что это. Сокровище дороже золота и бриллиантов, на которые рассчитывал Лорен. Я быстро взглянул на Салли: поняла ли она; она, казалось, недоумевала. Потом перехватила мой взгляд, и я не сумел скрыть свое торжество.
– Бен! – Она догадалась. – Неужели? О Бен, не может быть! Открывай! Ради бога, открывай поскорее!
Я взял пинцет, но мои руки слишком сильно дрожали. Я сжал пальцы в кулак, сделал несколько глубоких вдохов, стараясь успокоиться и замедлить движение крови, стучавший у меня в ушах.
– Позвольте мне, – сказал Рал и хотел взять у меня пинцет.
– Нет! – я отдернул руку и, вероятно, ударил бы его, если бы он стал настаивать. Рал был потрясен: он никогда еще не видел меня в ярости.
Все ждали, пока я успокоюсь. Потом я начал осторожно разворачивать хрупкую желтую ткань. Из-под ткани появился сам цилиндр, и сомнения исчезли. Салли ахнула, но я даже не поднял головы.
– Бен! – прошептала Салли. – Как я рада за тебя!
Я увидел, что она плачет, слезы медленно текли по ее щекам. Это подействовало на меня; уверен, если бы она не заплакала, я бы сохранил спокойствие, но тут глаза у меня защипало и зрение затуманилось.