— Она вернулась! Вернулась!
Каждый переглянулся с соседом, присвистнул, потом вгляделся в куль у мальчика на руках. Оказалось — правда: колли Сэма Керраклафа так-таки пришла домой из Шотландии.
— Надо быстро отнести ее домой! — говорил мальчик. Он шел шатаясь.
Айен Копер выступил из толпы.
— Вот что, — сказал он, — беги вперед, подготовь их там.
Он, точно младенца, принял колли на свои большие руки — на руки, которые могли бы нести тяжесть вдесятеро большую, чем эта жалкая, тощая собака.
— Ох, Айен, надо спешить! — кричал мальчик, приплясывая от волнения.
— Я и то спешу. Ступай, малец, вперед.
Джо Керраклаф промчался по улице, свернул в свой переулок, пробежал садовую дорожку и ворвался в дом:
— Мама! Оте-ец!
— Что там, мальчик?
Джо замолк. Он не мог выговорить ни слова — волнение, горячее, душащее, сжало ему горло. Наконец он выдавил из себя слова:
— Лесси! Она пришла домой! Лесси пришла домой!
Он открыл дверь, и Айен Копер, наклонив голову, чтобы не стукнуться о притолоку, пронес собаку к очагу и положил на ковер.
В тот вечер много было такого, что запомнилось Джо Керраклафу. Он никогда не мог забыть, с каким выражением лица его отец опустился на колени подле собаки, которая столько лет была его собакой, и обеими руками провел по ее исхудалому телу. Запомнилось мальчику, как его мать сновала по кухне, на этот раз не ворча и не бранясь, а молча и в каком-то грозном напряжении; и как она быстро мешала огонь кочергой и разводила в кипятке сгущенное молоко; как, присев на корточки, она подставила колено собаке под голову и раздвигала ей челюсти.
Родители ни слова ему не говорили. Они точно вовсе забыли о нем. Зато они оба трудились над собакой с сосредоточенностью, которая как будто замкнула их в обособленный мир.
Джо наблюдал, как отец вливал по ложечке теплую жидкость, видел, как жидкость струйкой выливалась обратно изо рта не глотавшей ее собаки и стекала на ковер. Он видел, как мать согрела одеяло и окутала им собаку. Видел, как они опять и опять пытались ее покормить. И увидел, как отец наконец встал.
— Бесполезно, девочка моя, — сказал он матери.
Между отцом и матерью шел долгий разговор — вопросы и ответы без всяких слов, только глазами.
— Воспаление легких, — сказал наконец отец. — Сейчас она слишком слаба…
Родители немного постояли, потом именно мать вдруг чудесно оживилась, стала как будто сильней.
— Я не сдамся! — сказала она. — Не сдамся, и все!
Она поджала губы и, как будто что-то этой гримасой уладив, подошла к камину и сняла с его доски кувшинчик. Она повернула его вверх дном и потрясла. На ладонь ей высыпалось несколько монеток. Она протянула их отцу, не объясняя для чего, да и не нужно было объяснять. Все же он уставился на деньги.