Если в этом крапивном салате и были мелкие сухарики смысла – а вы не могли не признать некоторое похрустывание на зубах, – их можно было смело сплюнуть как пресные и случайные; уж по крайней мере они не означали, что вы, как утверждала эта тюрбаноголовая слониха, избрали неверные пути для достижения неверных целей. Вы уже готовы были заплатить сколько нужно («Визу» принимаете? Вот это, я понимаю, карта!) и ретироваться домой, когда коварная гадалка приступила к трактовке Королевы Чаш и намертво завладела вашим вниманием.
Стройная бледная блондинка в королевских одеждах восседает на резном деревянном троне у берега моря. Ракушки окружили ее, напевая радостные гимны, прибой лижет ей ноги. Равнодушная к соли и свету, к игре волн и кораблям на горизонте, королева пристально смотрит на элегантный золотой потир, держа его в ладонях. Даже рухнувшие небеса не заставят ее отвести взгляд от священной чаши, не смахнут наваждения строгой красоты.
– Эта женщина, Королева Чаш, романтична, утонченна и мечтательна, – сказала Кью-Джо. – Но ее эстетизм может быть нездоровым. При всей своей чуткости и заботливости она то и дело задумывается над философскими вопросами, смысла которых не понимает.
Кью-Джо подняла глаза от пасьянса.
– Гвен, эта женщина явно не вы. Должно быть, это ваша мать… Ну да, конечно! Любящий, но эмоционально нестабильный человек, она искренне пыталась заботиться о вас, только не знала как, потому что даже о себе не могла позаботиться. Я говорю «пыталась», ибо чувствую: она перешла в иной мир, который, по-видимому, всегда ее притягивал. Ваша мать сама лишила себя жизни. И вы до сих пор не в состоянии понять, зачем она это сделала.
Откуда эта жирная обманщица могла узнать? Как она посмела – узнать? Ее наняли, чтобы заглядывать в будущее, а не в прошлое!.. Вы были разъярены, однако слезы, комом стоявшие в горле, не были слезами ярости.
Кью-Джо нашла в раскладе и вашего отца – легкомысленного и ненадежного Пажа Чаш. Она также указала на Пятерку Чаш и Семерку Мечей: первая означала потерянность и одиночество в семейной жизни, вторая – злость и отчуждение. Были упомянуты обманутые квартирные хозяева, голые матрасы, пролитое «Кьянти», бунтарские разговоры, уцененная школьная форма, самиздатовские поэтические сборники и даже полуночные барабанные посиделки, из-за которых вы засыпали на уроках алгебры. Потом она что-то говорила о «карте прощения», но вы не слушали, потому что к тому времени уже рыдали в полный голос, самозабвенно и неудержимо. Рассыпчатые руки оккультистки обхватили вас, как надувные пляжные игрушки, как резиновые лошадки, наполненные густой патокой. Вы отстранились, чувствуя опустошение и комфорт и твердо зная, что придете еще…