Долго ещё шептались они у огонька оплывающей свечи в гулкой и пустой трактирной зале. Снаружи прошуршал лёгкий осенний дождик - обычный дождь, как заметила трактирщица. А разговор всё тёк прихотливо, журчал словно ручеёк. И оттого на сердце словно становилось теплее, вроде бы как выговоришься, изольёшь грусть-печаль - и светлеет на душе…
Поглощая немудрёный завтрак, Александр призадумался. Ехать, в общем-то, всё равно куда - лишь бы Лючике не вздумала опять фортели выкидывать. Так почему бы и не последовать совету содержательницы трактира, да не махнуть за Высокий Лес - говорят, именно оттуда попадают в мир и громовые палки, и чадящие самобеглые повозки.
Сидящая рядом ведьмочка, что грустно ковырялась в салате, подняла голову. Словно почувствовала, что мужчина подумал о ней, пусть и мимолётно. И от взгляда блестящих чёрных глаз старлей опять почувствовал, как сладко заныло на сердце, а по спине сыпануло морозными искорками.
– А вот скажи, Лю… - начал он, отодвигая опустошённую деревянную тарелу с выщербленным краем. - Вот у тебя глаза есть. Не стыдно тебе ими пользоваться, видеть всё вокруг?
Лючике хлопнула ресницами, этак удивлённо уставившись в ответ ясными вышеупомянутыми глазами.
– Нет, светлый дон - отчего мне должно быть стыдно?
И даже неугомонная Тиль, нахально реквизировавшая себе тарелку пудинга и теперь на пару с Флисси уплетающая его, прислушалась к разговору взрослых.
– Тогда отчего ты считаешь свой дар постыдным? - развивал свою мысль Александр, деловито разливая по кружкам молоко из глечика. - Это ведь твоё, и оно у тебя есть.
– Ну, - ведьмочка пожала плечами. - Это совсем другое дело.
– Да? - старлей не согласился. Подвинул кружку девчушке, а Флисси налил в плошку, куда домовёнок тут же с удовольствием сунул нос. Посмотрел немного, как тот облизывает розовым язычком заляпанную молоком пушистую мордашку, и усмехнулся.
– Тогда скажи мне ты, Тиль… Вот если бы ты попала в страну, где все слепые от рождения - тебе было бы зазорно пользоваться глазами? Или, может быть, и вовсе выколола бы их?
Девчушка отчаянно завертела в стороны головой - да так, что брызги молока и крошки пудинга полетели с губ. И даже, брезгливо передёрнувшись от представленной картины, закрыла глаза ладошками. Поёжилась и буркнула:
– Скажете тоже, мой дон… Выходит, ведьминский дар это вовсе не проклятье?
Лючике непонятно взглянула в глаза Александра, отчего у того сердце на миг провалилось куда-то в похолодевший живот. А затем выудила из одежды белоснежный платок и подала Тиль.
– Вытрись… Странно вы рассуждаете, ваша светлость, - она задумалась.