Но Катя, как будто уже осмотрев полученное из чистки платье и найдя на нем старое пятно, не смягчилась:
– Не верю. Паяцам больше я не верю…
– Что ж, для меня из этого дома, видимо, есть только один выход…, – всколыхнулся Константин и в душевном порыве выбежал на балкон.
– Ой-ой-ой. Только не разыгрывайте меня. И не делайте глупостей, господин Пиль…, – с внешней усмешкой выдавила из себя медленно опадающая на диван Катя.
Но Константин в этот день, очевидно, не был настроен на розыгрыши. Он без труда вспрыгнул на узкие и не по весу хлипкие перила. И со всей высоты второго этажа крикнул во все свое луженое телевидением горло:
– Мне не нужна жизнь без тебя, любимая. Я брошусь вперед головой. Как в омут нашей любви…
– Опять врете…, врешь…, – где-то в глубине души дрогнула отлеживающаяся на диване Катя.
Константин же еще на что-то надеялся, и потому пытался балансировать.
Но это было не легко. С каждой секундой ветер все более раскачивал его. К тому же кто-то наверху поливал цветы, и грязные струи заливали почти честные глаза Пиля.
Из последних сил попытался он продолжить незаконченный разговор:
– Вот увидишь: я люблю тебя, и я сейчас выброшусь без страховки. И это правда чистейшей воды. Как той воды из «Озера сладких слез»… Ты же помнишь…
– Нет…, – схватилась Катя за мигом вспыхнувшее лицо.
Константин сделал паузу и вынес суровый приговор:
– Тогда действительно нет смысла. Прощай…
И он сделал этот неосторожный и, увы, трагический шаг в сторону. С ужасным треском и апломбом рухнул вниз.
– О, мой любимый…, – наконец кинулась к балкону Катя.
И услышала снизу:
– Любимый?… Значит, ты все еще любишь меня?
Катя так и присела на балконный пуфик:
– Ты жив…
Ответ последовал откуда-то явно не с земли:
– Чертовы стойки для белья… Я зацепился пряжкой ремня и вот болтаюсь тут как… Но ты правда еще любишь меня?
– Люблю…, – не раздумывая, просунула она свою очаровательную головку между прутьев балконной решетки, – Дай мне руку…
Но Константин не торопился:
– Катя, но если ты меня любишь, как ты могла обниматься с помощником главного продюсера? На глазах у всей студии. У меня на глазах…
– Глупый, – разъяснила девушка, – я так же, как и ты, была рассержена. И так же не хотела подавать вида, что страдаю. Хотела показать, раз ты с другой, так и я с другим. Мы обнимались, но не более. Все эти дни я провела наедине с собой, со своими мыслями о тебе. Ну дай же мне руку…
Держась за ее хрупкие пальчики, Константин ловко взобрался обратно на балкон. И прижал Катю к своей напряженной груди. Сердце его билось необычайно и громко. Казалось, оно хочет выпрыгнуть из-под его ребер. И забиться под ребра Кати. Прижаться к ее сердцу сразу и правым, и левым желудочком.