Не успела я об этом подумать, как на мобильный пришло сообщение от Аскольда:
«Яна, ты мне сейчас звонила и молчала в трубку?»
«Да, – защелкала я клавишами. – Мне остается только молчать. Я же не умею говорить».
«Если ты не умеешь говорить, зачем звонить? Мы же договорились, что ты будешь писать эсэмэски». Судя по всему, Аскольд нервничал. Он не хотел, чтобы жена, которой и без того плохо, догадалась о его похождениях.
«Хотела услышать твой голос. Ты не один?»
«С друзьями. Ты подумала, что я с женщиной?»
«Я слышала ее пьяный смех».
«Я же объяснил, что встречаюсь с друзьями. Это жена одного из них».
«Я тебе доверяю, – поспешила успокоить его я. – Аскольд, у меня просьба. Когда ты ко мне прилетишь, захвати, пожалуйста, подборку газет о крушении нашего самолета».
«Зачем тебе это?»
«Я просто хочу все вспомнить и узнать, кто остался жив, а кто погиб».
«Главное, что ты осталась жива. Зачем бередить старые раны?»
«Я очень тебя прошу».
«Как скажешь, любимая. Только где я возьму эти газеты? Столько времени уже прошло…»
«Поищи в каких-нибудь архивах или в библиотеке».
«Для тебя все, что угодно».
«Спокойной ночи, любимый», – отправила я по–следнее сообщение, понимая, что Аскольду некогда со мной переписываться, ведь его ждет женщина.
«Спокойной ночи, любимая».
Когда Аскольд приехал с потрясающим букетом розовых роз, я сидела у окна и смотрела в сторону парка, где прогуливались пациенты клиники. Я никогда не выходила на улицу. Мне было страшно пугать людей своим уродством. В то же время я понимала, что моей внешностью тут вряд ли кого-то испугаешь, потому что в этой клинике лежали только люди с тяжелыми ожогами. Одним словом, человека с безупречной внешностью здесь было не найти. У большинства пациентов клиники был один шанс из ста на то, чтобы выжить. А я так вообще при поступлении сюда относилась к бедолагам, у которых практически не было никаких шансов. В моей ситуации все решил СЛУЧАЙ. Все эти многочисленные трубки… Одному Богу известно, как я от них устала…
– Яна, дорогая, как ты здесь у меня?
Аскольд бросился ко мне и без тени брезгливости поцеловал мое изуродованное лицо. Я по-прежнему не могла говорить, только хрипела и произносила отдельные звуки. Когда я видела Аскольда, мне почему-то хотелось плакать. Мне было страшно, когда его не было рядом, и становилось страшнее еще тогда, когда казалось, что он больше никогда не приедет. В минуты слабости и неописуемой тоски я представляла, как Аскольд решит, что я больше ему не нужна и разорвет со мной отношения. Зачем больная и убогая, когда на свете есть масса красивых и здоровых?! Я боялась, что он влюбится в другую женщину, например, в ту, смех которой я слышала в телефонной трубке, и поймет, что я ему больше не нужна. Я представляла, как меня попросят удалиться из клиники, ведь я не в состоянии заплатить даже за один проведенный здесь день. Как я выйду на улицу и как начнут шарахаться от меня окружающие, словно от настоящей прокаженной…