Здесь рядовой истолкователь тайны Распутинского "влияния" может смело, пожалуй, поставить точку, считая в общих чертах эту тайну разоблаченной: Распутин гипнотизер, шарлатан, актер-лицемер, развратник-христолюбец, импонирующий сексуально в нравственно-шаткой среде, где "половой гипноз" легко находит жертв среди ханжей-дегенератов и т. п.
Так, или приблизительно так, и раскрывается в сущности "тайна Распутина" такими мемуаристами, как С. П. Белецкий, Морис Палеолог, В. М. Пуришкевич, Курлов и т. п.
Мы, однако, вряд ли можем так легко удовлетвориться приведенными здесь данными. - Были при дворе Романовых и до Распутина всевозможные гипнотизеры и "актеры в жизни", искушенные в ролях "пророков" и "святых" (вроде m-r Филиппа, например) и шарлатаны-целители (вроде "доктора" Бадмаева например), и всевозможные христолюбивые "блаженные"-юродивые (вроде Мити Колябы, например), и "чудотворцы" (вроде Иоанна Кронштадтского), и лица, обладавшие, как будто, недюжинными половыми чарами или верней "внушительным" соблазном, близким к гипнозу (та же Вырубова, тот же Саблин), - но никто из них не только не сумел добиться "положения", равного Распутинскому, но и помыслить об этом не смел, довольствуясь лишь теми "крохами", какие падали им в рот с "высочайшей" трапезы.
В Распутине - опять-таки - не только сосредоточивались все те данные, какими, каждым в отдельности, обладали порой временные или постоянные фавориты Романовых, но - что неизмеримо важней - заключалось нечто специфически ему свойственное, нечто или чуждое его соперникам или мало у них развитое, нечто, обеспечивавшее Распутину выдающийся успех влияния, что называется, "наверняка".
Это "нечто" состояло в чем-то абсолютно "настоящем" у Распутина, примешивавшемся к "наигранному" у него и обусловливавшем для нервно-неуравновешенных и слабовольных людей какую-то непререкаемо-импонирующую "правду".
В чем же заключалось это колдовские "нечто" у Распутина? это "настоящее" у него? эта его подлинно-что "сокровенная" тайна?
Ответ на этот вопрос скрывается в сущности первичного драматического феномена.
До тех пор, пока, мы будем относиться к "актерству" Распутина с привычной современному обывателю вульгарной точки зрения, - мы мало подвинемся в разрешении интересующего нас вопроса.
Но как только мы вспомним о первоначально-культовом значении "маски", в смысле дичины божества, надевавшейся служителем его в целях посильного самоотождествления с ним, - мы сразу же подойдем к той точке зрения, с которой тайна Распутина, и в частности тайна его лицедейства, получает должное освещение.