– Что? Преступник? Кто преступник? Ага, да... – помаленьку просыпался крепко подвыпивший начальник губернии.
– Вот вам, ваше превосходительство... И вдруг подтверждение, вдруг эта лохматая персона, какой-то старик... Это родной отец Прохора Громова. Представьте, генерал, он был упрятан в сумасшедший дом своим сыном... Факт, факт... И опять же упоминание старика о какой-то Анфисе... Ваше превосходительство! Да тут бесспорный криминал. Какая Анфиса, какое убийство?..
– Что?.. Гм... Да, да. – Полусонный генерал очнулся, протер глаза, крякнул, попробовал голос: – Кха, кха! Что? Вы думаете? Гм...
Он вдруг почувствовал себя крайне обиженным, сразу вспомнил козла, как тот дважды ударил его в зад рогами, еще вспомнил он, как его чуть не насильно поволокли на медвежью облаву и как мертвый медведь обозвал его жуликом. И, наконец, эта пьяная речь богача, вся в закавыках, вся в недозволенных вывертах: то он преступник, то дьявол; это в присутствии-то самого губернатора... Ну, нет-с!.. Это уж, это уж, это уж... Гм... Да. Это уж слишком!
Генерал запыхтел, двинул одной ногой – действует, двинул другой – тоже действует, и попробовал встать. Оперся в стол пухлыми дланями, с трудом оторвал плотный отсиженный зад, весь растопырился, с натугой выпрямил спину, устрашающе выпучил глаза и, как кабан на задних ногах, куда-то пошагал.
– Подать его!.. Подать сюда! – упоенный всей полнотой власти, рявкал он. – Где хозяин? Подать сюда! Где его отец? Подать, подать, подать!.. Я вам покажу! Расследовать! Немедленно!.. Вы забыли, кто я? Где хозяин? Схватить, арестовать!.. Анфиса? Пресечь!.. Анфису пресечь. Я вам покажу медведя с козлом!
Пупкин, пристав, уездный исправник в замешательстве следовали за озверевшим генералом, блуждали глазами, во все стороны вертели головой, не знали, что делать. Тут генеральские ноги вскапризились, генерал дал сильный крен вбок, эполеты утратили горизонтальность, левая эполетина – к дьякону, к дьякону, к дьякону, и – оглушительный взрыв, будто рванула громами царь-пушка:
– Мно-о-га-я!! Ле-е-таааа!!!
Гулы и раскаты распирали весь зал, стены тряслись, гудели бокалы, гудело в ушах пораженных, оглохших гостей. Генерал прохрипел: «Что, что, что?» – посунулся прочь от взорвавшейся бомбы, зажал свои уши, колени ослабли, и – сесть бы ему на пол, но он шлепнулся в мягкое кресло, ловко подсунутое кем-то из публики.
Меж тем ошарашенный, всеми оставленный Прохор хотел войти в столовую, однако поглупевшие ноги пронесли его дальше. Скользя плечом по стене коридора, он миновал одну, другую, третью закрытую дверь и провалился в седьмую дверь – в волчью комнату. Он упал на волчий, набитый соломой постельник, рядом с посаженным на цепь зверем.