переводом Гомера.
На личную поэтическую деятельность Боккаччо это изучение Гомера существенного влияния не имело, потому что она почти уже была закончена к 1360 году; но оно оказало ему помощь в его мифологических и исторических занятиях.
В то самое время, когда Боккаччо был занят изучением греческого языка и Гомером, случилось одно событие, имевшее большое влияние на дальнейшую его жизнь и показывающее, насколько в нем самом отразилась неустойчивость взглядов, свойственная переходным эпохам, каковой была эпоха Возрождения.
В мае 1361 года умер в Сиене картезианский монах Пьетро Петрони, славившийся благочестивой жизнью и почитавшийся за святого. За две недели до смерти он впал в состояние экстаза, и ему являлись в видениях и радости рая, и муки ада. В одном из этих видений ему было дано, как он заявлял, повеление свыше обратиться с увещеванием ко многим выдающимся людям того времени, в том числе к Боккаччо, и убедить их, чтобы они оставили свой грешный образ жизни и обратились на путь истинный. Умирая, он поручил исполнение этого дела своему ученику, монаху того же ордена, Джоакино Чиани, который тотчас же после смерти своего учителя отправился в путь и прибыл к Боккаччо во Флоренцию, вероятно, в июне 1361 года. Чрезвычайно характерной для того времени представляется встреча этих двух людей. С одной стороны, веселый творец «Декамерона», с другой, – суровый проповедник покаяния; в лице их две различные эпохи и две различные культуры стояли друг перед другом: аскетические Средние века и жизнерадостное Возрождение вступали в борьбу друг с другом; и эта борьба, в которой теперь участвовали эти два действующих лица, в последующие века вызвала проповеди Савонаролы и захватила надолго целые поколения.
Чиани позаботился прежде всего убедить Боккаччо, что он явился послом от такого человека, который действительно был осенен откровением свыше, и достиг этого, открывая Боккаччо такие его сокровенные мысли, которых Боккаччо никогда никому не поверял. Затем монах в пламенной речи увещевал Боккаччо изменить свою, противную Богу, жизнь и отказаться от безнравственных сочинений, которыми он поощрял чувственность в своих собратьях, иначе угрожал ему скорой смертью и муками ада, ожидающими нераскаявшегося грешника.
Эта проповедь глубоко потрясла Боккаччо. Даже неверующего могло бы смутить то обстоятельство, что неизвестный ему монах, живший далеко, в другом городе, проник в тайны его души и прислал к нему такого пламенного увещевателя; Боккаччо же был не только верующий христианин вообще, но и никогда не сомневался в догматах католицизма, хотя в юности и был, по-видимому, равнодушен к религии и насмехался над пороками духовенства и монахов. Как и Петрарка, созидая новую культуру, он все-таки был человеком переходной эпохи, выросшим и стоявшим на средневековой почве. И теперь на него напало раскаяние во всем, что он нагрешил в прошлой жизни: воспоминание о написанных им сочинениях и о многочисленных прижитых им незаконных детях мучили его.