Тогда, за минуту до решающего штурма, противоборствующие стороны расположились на местности следующим образом: банда басмачей залегла в балке между барханными грядами, ожидая атаки красноармейцев. Красноармейцы же, скопившись по другую сторону гряды, замерли в седлах, ожидая команды. Взводный Макхамов, самолюбивый и вспыльчивый командир, недавно присланный в их эскадрон, решил брать банду в лоб, по-кавалерийски, на полном скаку. Все бы ничего, но у Сухова вызывала подозрение полуразвалившаяся гробница на возвышении сбоку. Гробница казалась ему какой-то неуместной на этом возвышении, как-то не вписывалась в общий пейзаж.
— Не нравится мне эта усыпальница, — сказал он командиру. — Я бы на их месте установил там пару пулеметов.
— Какие пулеметы?! — заорал на него Макхамов. — Нет там пулеметов. Мы сидим у них на хвосте уже десятые сутки! Брось, Сухов, херню пороть! Приказываю атаковать во фронт!
— Не горячись, Макхамов… — пытался возразить Сухов.
Но командир не дал ему договорить и, выхватив револьвер, сверкнул глазами.
— Я здесь командир и срывать атаку никому не позволю!.. А не то!.. — Он потряс револьвером перед Суховым.
— В лоб я не поведу людей!.. И тебе не дам! — категорически отрезал тот.
Взбешенный Макхамов как-то коротко взвыл и выстрелил ему в голову. Сухов, обливаясь кровью, свалился на песок.
— Так будет со всеми паникерами! — заявил Макхамов и, вскинув револьвер, завопил: — За мной! В атаку!!!
Взвод послушно рванул за ним напрямик…
Часа через два Сухов очнулся, потрогал спекшуюся кровь на лице — пуля чиркнула по виску, — убедился, что жив, пополз и скатился в ложбину, над которой кружили черные птицы.
Все красноармейцы полегли здесь, в ложбине. Все до единого, вместе с их лихим командиром Макхамовым. Как и предсказывал Сухов, они были скошены, пулеметами с гробницы.
Птицы рвали тела его товарищей по отряду, а он ничего не мог поделать, хотя наган был при нем: выстрелы по птицам выдали бы его присутствие. С тех пор Сухов проникся к голошеим санитарам пустыни ненавистью, в чем был категорически не прав, поскольку эти птицы были совершенно необходимым звеном в круговороте природы: без них бы немало погибло живого от беспощадной заразы.
При случае же он с удовольствием рассказывал о командире Макхамове, который «спас ему жизнь», како человеке душевном и приятном, только излишне горячем, что на войне наказуемо, и с улыбкой добавлял в конце рассказа:
— А если бы он меня не расстрелял, так я бы погиб вместе со всеми ни за хрен…
…Сухов проводил взглядом вереницу грифов, мерно машущих крыльями, пока они не растаяли в знойном небе, и на всякий случай, запомнил направление их полета: по всей видимости, там случился недавний бой, и санитарам пустыни было чем поживиться. Поерзав и задрав еще выше ноги, Сухов сполз спиной почти до самого подножия саксаула, надвинул на глаза кепарь, но уснуть на раскаленном песчаном ложе было весьма затруднительно. Он лежал, не шевеля даже пальцем, даже не моргая, чтобы не растерять последние остатки жидкой субстанции в своем организме. Одновременно он стал думать о Кате, о своей драгоценной и единственной супруге, — прибег к верному средству, которое всегда отвлекало его от ужаса жизни…