Мне снилась мама и сестра, Пойгу, Серега, берег Чагудая. Я наклоняюсь к чистой воде попить, но она отступает куда-то вниз. Я тянусь и срываюсь. Лечу. Лечу. И все кружится. Кружится. Кружится…
Утром вернувшиеся соседи с подозрением всматривались в мою помятую рожу, принюхивались:
– Ничего не случилось?
Я жадно пил воду из чайника:
– Ничего.
Башка трещала, но соображала. Все – выпил, и хватит. Здесь, как и в школе, мне нужно очень хорошо учиться. Очень хорошо. Чтобы после окончания института меня взяли на работу в Шольском. Чтобы не возвращаться в Чагудай.
И я учился. А еще подрабатывал. Просить денег у отца не мог. По его понятиям в таком-то возрасте это я уже должен был нести деньги в дом. И еще, как мне писала Варенька, он бесился, что сын его сбежал. Уехал без разрешения.
Не просил я и у матери. Не было у нее лишних денег. Но она все равно присылала мне понемногу.
Иногда что-нибудь подкидывал Семен. Присылал перевод – просто деньги без каких-либо слов. Я был ему благодарен.
Работу себе нашел на стройке. Недалеко от общежития. И деньги, и полезно это будущему инженеру самому раствор помесить, кирпич научиться класть.
Бригада оказалась дружной, работящей. В первый день я думал, что над новичком начнут подшучивать. Так же, как на заводе в Чагудае. Сапоги прибьют к полу в подсобке. Или срежут пуговицы на ширинке сменных рабочих штанов. А после работы пошлют в магазин за водкой – отметить событие.
Я был готов ко всему неожиданному. И денег на водку заложил в карман. Но бородатый бригадир просто показал мне что-где находится на стройке. Познакомил со сменными напарниками:
– Игорь… Виктор Павлович…
И все:
– Давай за работу.
За водкой вечером не послали.
Что ж, не послали и не послали. Я сильно никого ни о чем не расспрашивал. Просто присматривался. И работал себе, работал. Молча. На совесть. Бригада, вроде бы, приняла меня.
И в общежитии, и в институте я тоже не лез ни к кому в приятели. Если же предлагали помощь – отказывался:
– Сам справлюсь.
Не верил я как-то этим вежливым шольцам – «спасибо-пожалуйста». Вон как на меня смотрят, шепчутся:
– Дикий какой-то.
Они ходили в театры. В музеи. На концерты. Что-то хвалили. Что-то ругали. И я был не против посмотреть или послушать. Но не мог выбрать, куда пойти. Не разбирался ведь в музыке-картинах. В бетоне уже – да, в арматуре-опалубке. Но в искусстве – нет.
А вообще у меня других забот хватало. Учеба и работа. Работа и учеба. Не очень по концертам расходишься.
И все-таки меня, конечно, тянуло к сокурсникам и сокурсницам. Нельзя же все время общаться с книжками и кирпичами. Вечеринки в общежитии проходили часто.