Березы тянули ко мне свои ветви. Узнали.
На плечо села рыжая бабочка.
– Ну, здравствуй, Чагудай.
Я встал. Нашел сумку. Знакомую тропинку. Отсюда до поселка всего-то пятнадцать километров. Часа четыре шагать. За это время как раз только и доедешь поездом до Кольцовки. А там еще ждать автобуса. И дай бог, чтоб в нем хватило места. И потом еще два часа. По виляющей между холмами дороге.
А здесь напрямик через березовый лес. Это только больные да старики возвращаются через Кольцовку. А так все чагудайцы, которые подъезжают с этой стороны, здесь спрыгивают. Торопятся домой.
Я не тороплюсь. Это просто привычка. Прыгать на повороте. Возвращаться лесной тропинкой.
И я шагаю, шагаю, шагаю. И он все ближе, и ближе, и ближе. Чагудай…
Когда-то он был просто далекой деревней. Народ здесь жил лесом да огородом. Себе на стол и в погреб. И еще на продажу в Кольцовку. К останавливающимся на несколько минут пассажирским поездам везли телегами землянику-малину, бруснику и грузди из дальнего бора, белые и чагу – из березняка, а также огородную картошку, огурцы, капусту.
Жили деревенские не богато, но и не сильно бедствовали. В будние дни трудились, по праздникам гуляли. Просто и понятно.
Потом на эти земли пришли геологи и за деревней неподалеку от болота нашли легкодоступные залежи руды. Пригнали технику для добычи. И тут же построили небольшой обрабатывающий завод. От Кольцовки грузовики накатали твердую, не раскисающую в дождь дорогу. По ней пришла в Чагудай другая жизнь.
Заводу нужны были рабочие руки и он платил хорошие деньги. Чагудайский народ перестал собирать чагу-ягоды-грибы. Потянулся к проходной. Нормированный рабочий день. С перерывом на обед. Выходные.
Завод строил каменные пятиэтажки. С отоплением. С водой. С туалетами. Бревенчатые избы с огородами менялись на квартиры. Земля уходила из под ног – под склады и асфальт.
Чагудай стал поселком при заводе. От деревни в нем осталось одно название.
Бабка Настя рассказывала мне:
– Уже все наши работали на заводе. А людей все не хватало. И понавезли нам тогда вербованных. Кого откуда-то с других заводов, кого после армии. А еще много заключенных, освободившихся с Синей горки было – лица серые, злые, на руках наколки, плюются, ножичками играют…
Коренные чагудайцы обживали пятиэтажки рядом со своими прежними домами – у болота. Вербованных заселили в новостройки прямо рядом с заводом. Весь Чагудай разделился на две части: «болото» и «вербовка».
Я родился на «болоте». В нашем доме и в тех, что рядом, было полно родственников – дядьки, тетки, племянники, всякие кумы и крестники. А еще тут же жили прежние деревенские соседи. Двери в квартирах по привычке запирались только на ночь. На лестничных площадках, как раньше в сенях, стояла детская и взрослая обувь, тут же ящики с картошкой, велосипеды, горшки, склянки…