– Вот все вы……..ся, вы…….ся, нет, чтоб картошечки заказать! А пальма, между прочим, искусственная и в неё наш охранник мочится.
Элка зажала пальцами нос и отсела от пальмы. Я искренне подивился местным нравам и прислушался к тому, что творилось за соседним столиком.
– Я не понимаю, о чём вы, – срывающимся голосом говорил Ильич, сидевший к нам спиной. – Я не понимаю, о каком задании вы говорите! О каких деньгах?! Где Глеб?! Я жду его здесь!! – Его голос набирал обороты, он почти кричал. – Что вы с ним сделали, негодяй?! – Шеф вдруг вскочил, схватил Никитина за грудки и начал трясти его. – Что?! Откуда у вас эти жуткие фотографии?!
Дэн вопросительно посмотрел на меня.
Я кивнул ему.
– Обернитесь, пожалуйста, – попросил Никитин Троцкого.
– Что?!
– Обернитесь и посмотрите…
– Куда?! – в ужасе спросил Троцкий.
– Туда, где стоит пальма.
Троцкий медленно, с застывшим лицом, повернулся.
Я немного отклонился от пластмассовых веток, чтобы он мог лучше видеть меня. У Ильича округлились глаза, и он медленно начал валиться на бок. Наверное, мне не следовало так экспериментировать над его психикой. Не каждый сможет держать себя в руках, увидев в ресторане оживший труп с простреленной башкой…
Дэн подхватил Троцкого, пошлёпал по щеке, но шеф потерял сознание и висел у него на руках, словно девица.
– Ваш коктейль! – опять заорал бармен из-за стойки, невпечатлённый увиденным.
Я мотнул головой, давая понять Никитину, что пора уходить. Дэн легко взвалил Троцкого на плечо и пошёл за нами на выход.
Охранник у гардероба внезапно проснулся, открыл глаза, осмотрел нашу компанию и спросил, кивнув на безжизненное тело Ильича:
– Водку пил?
– Томатный сок, – уточнила Беда.
– Надо было водку. От водки так не развозит! Соки у нас водой из крана бодяжат, а в водопроводе, сами знаете, чего только нет – хлорка, лямблии, легионеллы… – Он опять откинулся на стену и захрапел.
Троцкого мы загрузили на заднее сиденье «Гелендвагена», словно мешок с картошкой.
– Хорошо вы с ним поработали! – присвистнул Сазон, сидевший за рулём. – Живой?!
– А как же! В обморок грохнулся от радости, – пояснила Беда. – Где у тебя аптечка? Там нашатырь должен быть.
– Вот моя аптечка! – Дед достал из бардачка фляжку с коньяком и протянул мне. – Тут настоящий французский нашатырь пятнадцатилетней выдержки! Лей ему, сынку, в рот! Если он нормальный мужик – оживёт и чечётку спляшет!
Я отвинтил крышку и тоненькой струйкой начал лить коньяк на бескровные губы шефа. Если честно, я не очень верил в такую реанимацию, меня больше подмывало отколотить Ильича по щекам, но Троцкий вдруг порозовел, вытянул губы трубочкой, всосал приличную порцию коньяка и открыл глаза.