Автобус затормозил. Нас шатнуло вперёд, мы едва не упали.
– Ну начало-ось! – с раздражением оторвался от меня Бизя.
– Если опять придётся стрелять, я возьму автомат. Мне надоело быть безмозглой куклой в розовом платье!
– Почему стоим?! – заорал Бизя и, посмотрев на часы, тихо сказал: – Чёрт, у нас осталось чуть больше часа!
В дверь туалета тихонечко постучали.
– Выпустите меня, Глеб Сергеевич! – попросил Герман. – Без меня у вас могут быть большие проблемы!
– Отпустите! – со слезами в голосе взвыла Лаптева. – Опустите меня!! Изверги, гады, убийцы!
Бизя побежал к кабине, лавируя между мотоциклом, Мальцевым, сидевшим на корточках и резиновой бабой, которая успела приобрести размеры и формы.
– Акташ! – радостно сообщил Адабас название населённого пункта. – Я тут каждую собаку знаю!
– Глеб, тебе нужно получить пропуск в пограничную зону. Иначе дальше мы не проедем, – сказал Дэн.
Чертыхнувшись, Бизя выгреб из бардачка документы и побежал к одноэтажному зданию, стоявшему неподалёку.
Дэн пришёл в грузовой отсек. Неторопливо, из внутреннего кармана своего сложного жилета, устройство которого я знала наизусть, достал сигареты. Насмешливо посмотрел на меня.
– Итак, ты всё знаешь, – закурив, утвердительно сказал он.
– Да, – ответила я, потому что юлить не было смысла.
– Опять рылась в моих вещах?
– Да!!
– Тебя плохо воспитывали. – Затянувшись, он широко улыбнулся, давая понять, что совсем не злится на меня.
– Меня вообще не воспитывали. – Я отвела глаза, потому что чувствовала себя неловко.
– Ты уже обо всём рассказала Глебу?
– Нет.
– Почему?
Я пожала плечами, прикидывая, почему я всё же не сделала этого.
– Из уважения к твоей… организации, – наконец, сформулировала я мысль. – И из-за того, что ты, не раздумывая, ринулся спасать Бизю.
– Спасибо.
Он бегло и быстро поцеловал меня в висок. Я не успела увернуться, а может – не рискнула, опять же из уважения к его организации, но на всякий случай спросила:
– Не боишься пробить башкой очередное стекло?
– Нет. Ведь ты Глебу ничего не расскажешь! – Он затушил сигарету и открыл дверь в салон.
– А что в капсулах? – спросила я, не надеясь на ответ.
– Зелёные человечки, – подмигнул мне Никитин и ушёл.
Я всё-таки закурила. Чёрт с ним, с розовым сарафаном.
Когда подъедем к границе, шепну Бизону на ушко, что я очень его люблю…
Получив пропуск, я сам сел за руль, заявив Никитину, что в его услугах водителя больше не нуждаюсь.
Перед тем как нажать на газ, я оглядел салон и пришёл к выводу, что наш автобус смахивает на выездную палату сумасшедшего дома. Мало того, что снаружи его грязные стены были исчирканы пулями, так ещё и внутри творилось чёрт знает что. И даже не выбитые окна, не кровь, не автоматы и пистолеты, валяющиеся на полу, не пленники в туалете и не шаман в длинном одеянии с бубном делали наш гуманитарный подарок камбоджийским детям весьма и весьма странным. Больше всего меня смущал развратно-дорогой мотоцикл с восседающей на нём голой надувной бабой. Баба была плохо надута, её резиновая плоть провисала в самых нужных и существенно-важных местах, и от этого мне почему-то неловко было смотреть на её красные, приоткрытые губы, и глаза, в которых читался самый настоящий упрёк.