– Замолчи! – прикрикнул я на него, но Ганс уже сам понял, что перегнул палку и закрыл рот.
– Ну как же, Оскар Васильевич сам сказал… – пробормотала Викторина, надевая на руки кукол – Вини Пуха и поросёнка. – Он сам сказал, что дети глухие!
– Вы нас удивили. И очень расстроили, – вынесла свой вердикт воспитательница. – Вроде бы приличные люди, столько полезных подарков привезли детям, а такое вытворили, что всё впечатление …
– Помогите!!! – вдруг раздался истошный вопль Германа Львовича со стороны операторской. – Помогите! Спасите! Убили, мать твою, ёпть!..
Я ринулся на крик через тёмный, притихший зрительный зал.
– Детей из зала не выпускать! – крикнул я на бегу строгой тётке в жабо.
Совершенно немыслимым образом Беда оказалась бегущей впереди меня.
Судя по топоту ног за спиной, за мной бежали все – и Викторина, и Ганс, и воспитатели, и дети-сироты.
– Уби-или! – блажил Герман Львович. – Совсем, напрочь, абсолютно убили-и, а-а-а-а!
Он был жив и невредим – плюгавенький учитель математики Герман Львович Абросимов.
Увидев его возле операторской, я вздохнул с облегчением и перевёл дух.
– Ну вот, а вы переживали, что микрофона нет! Вон как орёте! Что, ненароком мышь задавили? – попытался пошутить я, но тут же осёкся.
Абросимов, которого дети в школе дразнили Обмороком, был бледен до синевы, губы у него тряслись, руки судорожно ощупывали горло, будто он задыхался, а глаза бессмысленно и дико пялились в пол, где лежал…
Сначала я увидел только пыльные коричневые ботинки, потому что рядом с тем, кто лежал у ног Германа Львовича на корточках уже сидела Беда, спиной заслоняя тело. Она что-то делала с этим телом – щупала пульс на запястье, на шее, приподнимала веки, разглядывала зрачки…
Несколько женских голосов пронзительно и в унисон завизжали.
Толпа, лавинообразно заполнившая коридор, сгрудилась вокруг тела.
– Всем отойти и ничего не трогать, – рявкнул я и начал оттеснять детей и взрослых от коричневых пыльных ботинок.
– Мёртв! – сообщила Беда, посмотрев на меня поверх очков и приставив к горлу разведённые буквой «V» пальцы. Видно, сурдоперевод стал входить у неё в привычку.
– Уби-или! – изумлённо протянули несколько детских голосов сразу.
– О, боже мой! – Викторина Юрьевна схватилась за бледные щёки руками, на которых были надеты Винни и поросёнок. – Не может быть! Этого не может быть!
Я присел на корточки рядом с телом.
И в отчаянии закрыл руками лицо.
Я предпочёл бы десять раз быть обворованным подозрительным парнем по имени Дэн, предпочёл бы снова оказаться идиотом на сцене, только бы не видеть того, что увидел.