– Какой красивый телефон, – заметил Андрей и стал писать сообщение.
Перед тем как выйти из квартиры, я спросила с тревогой:
– Андрей, меня точно не убьют?
– Не волнуйся.
– Легко сказать, не волнуйся.
– Пока ты со мной, тебе ничто не угрожает. У дома стоит машина с нашими людьми, которые уже обыскали весь двор. Со всех сторон ведётся наблюдение. Ни один киллер сюда не сунется, а даже если и сунется, то у него ничего не получится. Наша служба безопасности сейчас отрабатывает все связи Нины.
– Хреново отрабатывает. Если бы не ты, то меня бы вчера убили.
– Нин, ну есть же определённые сложности. Сама понимаешь. Со взрывом твоей машины всё более-менее понятно, очевидно, тебя хотели запугать.
– А вчера тоже хотели запугать?
– Вчера хотели убить.
– Вот и я про то же.
– Пойми, все нюансы известны только настоящей Нине. Уж она-то явно знала, кто хотел её запугать.
– Думаешь?
– Да я в этом просто уверен. Кому-то перешла дорогу, помешала. А может быть, даже кого-нибудь кинула, не рассчиталась. Мы можем только усиленно тебя охранять, а выдвигать версии нам трудно. Настоящую правду и истинное положение дел знает только она.
– Эта сука кого-то кинула, а мне отдувайся.
– Нина, я рядом. А это значит, что тебе ничто не угрожает.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Только не забывай, что о наших с тобой отношениях никто не должен знать.
– Нина, могла бы и не предупреждать. Я же на голову не отмороженный. Всё прекрасно понимаю.
– Я когда тебя увидела, то сразу подумала, что ты очень умненький и сообразительный мальчик.
Когда я подъехала к офису и увидела красный «бентли», моей радости не было предела, а на глаза навернулись слёзы.. Это маленькая компенсация за мою тяжёлую жизнь. То ли ещё будет!
Мне хотелось выскочить из машины и начать танцевать от радости, но я помнила, что сейчас я не Аня и не могу себе этого позволить.
– Нина Львовна, ну как? – взволнованно спросил меня Эдуард Генрихович, когда я подошла к «бентли» и, затаив дыхание, погладила её по капоту.
– Шикарно, – бросила я, поправляя очки. – Хочу проехать.
– Но одну мы вас не можем отпустить.
– А я и спрашивать не буду. Я хочу проехать одна.
Зачем в такой машине посторонние мужики? В ней нужно ездить одной, наслаждаться собственной значимостью, вызывая всеобщую зависть. Эх, Анька, деревенская девчонка, разве ты когда-нибудь могла подумать, что у тебя будет собственный «бентли» цвета крови?! Ты, которая воровала в булочной хлеб, которая постоянно хотела есть и не могла по ночам заснуть от голода. Уж я-то хорошо знаю, что это такое, когда кружится голова, покидают силы и начинаются обмороки. Каким же вкусным мне тогда казался белый хлеб, когда я умудрялась стащить его в магазине, спрятав в рваную болоньевую куртку. Я садилась прямо за магазином и ела. Мне казалось, что на свете не существует еды вкуснее хлеба. У него была такая хрустящая корочка. Господи, какая же я тогда была счастливая! А однажды я разжилась картошкой в соседском сарае. Целым пакетом. Мы с другой ребятнёй пекли её прямо на пустыре и ели, обжигая рты, с безумной жадностью. А как одно время я просила деньги на автобусной остановке, когда видела людей не из нашей деревни. Подходила и клянчила: