«Когда человек проникается ею, он любит все, всегда чувствует себя довольным и ни к чему не питает ненависти».
«Эта любовь не может сопровождаться мыслью о каких-либо земных выгодах, потому что, пока продолжаются земные желания, такого рода любви не бывает».
«Бхакти выше кармы, выше йоги; последние имеют в виду цель, бхакти же сама и средство, и цель».
Бхакти была единственной постоянной темой обсуждения наших мудрецов; и не только специальные исследователи ее, каковы были великие комментаторы Вьяса-сутр Шандалья и Нарада, но и те, кто посвятил себя исключительно изучению джнана-йоги (йоги знания), были иногда вынуждены говорить о любви. Даже когда такие комментаторы старались почти все тексты сутр объяснять так, чтобы они доказывали преимущества чистого знания, им нелегко удавалось придерживаться этого направления, особенно при разборе главы о молитве. На самом деле различие между знанием (джнана) и любовью (бхакти) вовсе не так велико, как люди иногда воображают. Далее мы увидим, что оба пути направлены к одной и той же цели и встречаются в конце концов в одной точке. К той же цели приходит и раджа-йога, когда применяется как средство освобождения, а не как орудие для обмана простодушных, что, к несчастью, часто случается, когда она попадает в руки шарлатанов или любителей спекулировать на интересе к оккультному.
Огромное преимущество бхакти заключается в том, что она представляет собой самый легкий путь к достижению высочайшей божественной цели – освобождения. Главный же ее недостаток – в том, что в своих низших формах она часто вырождается в отвратительный фанатизм. Толпы фанатиков – будь то индусы, магометане или христиане – состоят почти исключительно из приверженцев низших форм бхакти. Слабые и неразвитые умы во всех религиях и странах любят свой собственный идеал только одним способом, а именно: ненавидя идеалы других людей. Их исключительная привязанность (ништха) к одному предмету, без которой не может развиться вообще истинная любовь, служит причиной объявления войны всему прочему. Вот почему человек, сильно привязанный к своему личному представлению о Боге и преданный своему собственному религиозному идеалу, становится исступленным фанатиком, как только видит или слышит что-нибудь, касающееся чужого идеала. Этот род любви похож на инстинкт собаки, заставляющей ее охранять имущество хозяина. Но подчас инстинкт собаки надежнее человеческого рассудка: в какой бы одежде хозяин ни пришел, собака не примет его за врага; фанатик же лишен всякой способности отличать истину от заблуждения. Личные взгляды имеют для него такой всепоглощающий интерес, что ему важно только, кто говорит, а до того, что говорится, нет никакого дела. Вежливый, добрый и честный по отношению к людям, разделяющим его веру, фанатик не поколеблется обойтись самым недостойным образом с теми, кто не принадлежит к числу его единомышленников.