1999.
Ибрагим, перешедший реку[62]
… В армии и «Моссаде» о нем вспомнили сразу же, как только началась Вторая Ливанская война.
Впрочем, и сам Авраам, и его жена Сара прекрасно понимали, что о нем вспомнят, и не очень удивились, когда на пороге их уютного домика в Цфате появились эти двое – один в полевой форме генерала ЦАХАЛа, а второй – в джинсах, тенниске и стоптанных босоножках.
– Может, хоть чашку кофе выпьете? – поинтересовался Авраам.
– Некогда! – покачал головой генерал. -
В штабе попьем, Ави…
Спустя час Авраам вместе с офицерами ЦАХАЛа уже сидел над крупномасштабной картой Южного Ливана, вычерчивая оптимальные маршруты для продвижения десанта, который должны были сбросить в районе Баальабека (в силу множества причин сама эта операция пришлась только на конец войны и оказалась весьма успешной).
На какое-то мгновение палец Авраама уперся в нарисованные на карте многоугольники, над которыми крупными буквами было выведено название расположенной здесь деревни. Именно в этой деревне сорок с лишним лет тому назад он родился и вырос. Только тогда у него не было ни черной кипы[63] на голове, ни пейсов[64], аккуратно заправленных за уши. И звали его тогда, конечно, не Авраамом, а Ибрагимом.
Офицер «Хизбаллы», он одновременно был тем самым человеком, который на протяжении нескольких лет поставлял Израилю поистине бесценную информацию как о деятельности этой организации, так и обо всем, что происходило за пределами контролируемой ЦАХАЛом зоны безопасности[65] в Северном Ливане.
* * *
Когда Авраама Бен-Авраама спрашивают, где он родился, он коротко отвечает: «В Ган-Эдене!».
В раю то есть.
Да и как иначе назвать этот уникальный уголок земли, где летом не бывает слишком жарко, а зимой – слишком холодно, где в садах зреют почти круглый год фрукты и ягоды со всех четырех концов света: огромные красные яблоки; сочные, величиной с кулак груши; пьяная вишня и сладкая, с легкой горчинкой черешня?! А еще персики, айва, сливы, хурма – всего даже не упомнишь.
Как и у его соседей, у отца Ибрагима был огромный сад, щедро кормивший семью своими плодами. Вся жизнь их семьи крутилась вокруг этого сада – здесь играли дети, здесь в дни различных семейных торжеств ломились столы от выставленной на них снеди, здесь под деревьями женщины стегали к зиме новые одеяла…
Этот рай закончился внезапно, в одночасье, когда после «черного сентября»[66] иорданский король Хусейн погнал со своей земли Ясера Арафата и его банду. Ни одна арабская страна не пожелала тогда дать приют этим новым «палестинским беженцам». Ни одна – кроме Ливана. Ливанское правительство дало на это свое «добро», обусловив его тем, что палестинцы не станут использовать территорию Ливана в качестве плацдарма для совершения терактов против Израиля. Ясер Арафат тогда такое обещание дал, но, разумеется, отнюдь не собирался его выполнять – как, впрочем, и все остальные свои обещания.А после того, как в Ливане появились палестинцы, рай и кончился.