У нас и так мало людей, а Уолтер Дакко и Елена Бар-тель по приказу Филипа неотлучно сидят у моей койки. Я не мог с этим смириться.
- Теперь я уже могу дотянуться до кнопки, мисс Бар-тель, и вызвать вас, если мне что-нибудь понадобится. Так что идите к мистеру Таеру и доложите, что я отменяю его приказ.
- Нет, сэр, этого я не сделаю,- спокойно ответила женщина.
- Но...
- Я позову гардемарина сюда. Через несколько минут явился Филип, отдал честь и, выслушав мои указания, заявил:
- Извините, сэр, мисс Бартель останется здесь, если, конечно, она вас устраивает.
От подобной дерзости я просто онемел.
- Вы понимаете, что говорите? - спросил я наконец.
- Понимаю,- ответил он и после бесконечно долгой паузы объяснил: Сэр, я замещаю вас до вашего выздоровления. Это зафиксировано в бортовом журнале.
Я ушам своим не верил. Значит, меня временно отстранили? Ходили легенды о том, как храбрые командиры, не в силах примириться с подобной ситуацией, от вынужденного безделья оказывались на грани безумия и совершали преступления, за которые предусмотрена смертная казнь.
Командир военного корабля - это больше чем офицер. В полете он представитель Правительства ООН. Отстранить командира от должности - все равно что совершить революцию, низвергнуть Правительство. Впрочем, совсем недавно я сам просил Филипа занять мое место, но то было в минуту отчаяния. Теперь же во мне клокотала ярость.
- Только до вашего выздоровления,- повторил Филип достаточно твердо, видимо, надеясь, что я одобрю его или хотя бы пойму,- говоря точнее, вы вернетесь к своим обязанностям сразу, как только встанете на ноги, а может быть, даже раньше. Мы не можем рисковать вашей жизнью. Вы слишком серьезно болели.
- Понимаю,- процедил сквозь зубы я, сразу выдав свое недовольство.
- Керрен сказал, что вас можно считать здоровым, если два дня подряд температура и анализы крови будут нормальными. - Глаза Филипа были полны искреннего сочувствия. Он попытался улыбнуться. - Не беспокойтесь, я справляюсь с кораблем, сэр.
Он ушел на мой мостик и наверняка сел в мое кресло, а я остался лежать в лазарете под присмотром Уолтера Дакко и бледной, такой нескладной женщины.
Нет сомнений, Елена Бартель страдает какой-то нервной болезнью. Медицинского опыта у нее не было, но усердия и доброты ей было не занимать. Она помогала мне мыться и даже отправлять естественные надобности, о чем в приличном обществе не принято говорить. Она с необычайной осторожностью перевязывала мою гноящуюся рану, от которой шел отвратительный запах. Уолтер Дакко ей помогал.