С тем и отправились восвояси.
Всю дорогу угнетенно молчали.
Сурмач и сам был удручен. Надо было как-то отвлечься от событий в доме Ольгиной сестры.
— Может, к фотографу зайдем? Не так еще поздно, в хатах свет горит, — предложил Аверьян.
Борис согласился:
— Само собою, сходим!
Демченко поздних гостей встретил вежливо. Разговор состоялся короткий, фотограф с полуслова понял, чего от него ждут, и согласился помочь чекистам.
— В Щербиновке я давно не был, а село богатое…
Коган ему разъяснил:
— Время не терпит, каждый час дорог. Мы тоже с вами поедем. Поработать будем независимо друг от друга.
— В половине второго проходит киевский — успеем, — сразу практически решил вопрос Демченко. — В ночное время и людей поменьше, закончившие базарные дела к этому времени расползаются.
Сборы его действительно были недолги: все необходимое лежало под рукой; сунул в плетеную из ошкуренной лозы квадратную корзину фотоаппарат, пластинки, проявитель-закрепитель, кое-что из продуктов — и готов.
Из Белоярова в Щербиновку поезд шел через Турчиновку. Демченко поехал дальше, а чекисты вернулись домой.
Передремали оставшуюся часть ночи, а утром Аверьян доложил начальнику окротдела о результатах поездки в Белояров.
Ласточкин интересовался всеми подробностями обыска. Сетовал:
— Так-таки ничего! А должно что-то быть, хотя бы какая-нибудь мелочишка. А так думается: или вы плохо искали, или Вольский надежно схоронил.
Коган петушился:
— Все перещупали, каждую щелочку обнюхали! Вольский — не дурак, ничего дома не держал.
— Почему? Знал, что его застрелят па границе?
— Этого, положим, не знал, а готовить место для тех, кто придет из-за границы, мог.
— А что, вполне, — согласился с ним Ласточкин.
К величайшему огорчению Когана начальник окротдела в Щербиновку его не пустил.
— Справится один Сурмач, а ты нужен на месте.
По предварительной согласованности Демченко должен был обойти добротные хаты в районе вокзала в поисках машины «Зингер» и никелированной кровати с «городскими наволочками» на подушках. А Сурмачу следовало выяснить, что такое «Штоль».
* * *
Большое село Щербиновка было зажато между «колеей» — железной дорогой и «каменкой» — дорогой, мощеной булыжником. Сады, огороды, дворы теснились на этом узком клине, а поля начинались через дорогу и длинными лоскутами уползали к далекому бугру, выбирались на него и, перевалив неохотно за горизонт, исчезали. Казалось, за этим далеким бугром кончался Щербиновский мир…
Сельсовет находился на краю села, «у черта на куличках». «И кому потребовалось загонять его туда!» — недоумевал Сурмач. Он было подумал, что сделано это ради помещения: подобрали просторную, удобную хату. Но Щербиновский сельсовет разместился в старой лачуге. Правда, двор при ней был просторный. Но какой от него прок сельсовету?