Сначала Симос в растерянности бросился к двери, чтобы сообщить о случившемся секретарше, сидевшей в смежной комнате. Но вдруг какая-то мысль остановила его.
— Бы… — шептал умирающий хозяин.
На лице старшего мастера появилась улыбка, робкая, испуганная, словно он пытался скрыть за ней свое волнение.
— Ну и чудной пошел народ! — воскликнул он. Маноглу попытался что-то сказать, но не издал ни звука. — Разве вам поможет врач? — продолжал Симос. — Лишние хлопоты. Я-то знаю, что с вами стряслось, не огорчайтесь. С моей матерью-покойницей было то же самое. Так до последней минуты и не смогла она ни пошевельнуться, ни слова вымолвить. Только глядела покорно, как дитя малое. — Он сделал шаг в сторону, чтобы убедиться, следит ли за ним взглядом хозяин, а потом опять улыбнулся. — Вы меня слушаете или нет? Мать моя все понимала. Ей хотелось, чтобы я поднял ее на руки и посадил перед цветочными горшками. Что за причуда, честно говоря, любоваться цветочками? И вам я окажу услугу, да, да, вот вам крест!.. Последнюю услугу, хозяин.
Симос вцепился своими огромными ручищами в кресло, где сидел умирающий, и пододвинул его к окну.
— Вот я и приволок вас сюда, чтобы вы видели свой завод, рабочих… Глядите, все они собрались под окном. Вам повезло. — Он помолчал немного, повернувшись к Маноглу, посмотрел ему в лицо. Взгляды их встретились. — За что вы меня погубили? — продолжал он дрожащим голосом. — Я, Симос, стыжусь людей. Это я, Симос! С тех пор… До чего вы меня довели? Понятно, ведь я хуже последней сволочи.
Это я, Симос! Человек в своей жизни может делать и хорошее и плохое. А каким он будет, порядочным или мешком с дерьмом, — это… Вы погубили меня!..
Он говорил долго, сбивчиво, иногда совсем бессвязно. А Маноглу, застыв, смотрел на него помутившимся взглядом. Иногда нижняя губа у него подрагивала, казалось, он упорно пытался что-то ответить. Под окном на лужайке все росла толпа забастовщиков.
Наконец Симос вышел из кабинета, тихонько притворив за собой дверь. Секретарша сидела за столиком и, жуя жевательную резинку, печатала на машинке. Ее маленький острый подбородочек был в беспрерывном движении. Старший мастер быстро проскользнул мимо нее.
Кое-где на лужайке пробивалась молодая травка. Из окон кабинета Маноглу открывался вид на эту лужайку, домишки предместья и холм вдалеке. Женщины во дворах, ребятишки, бегавшие по берегу, оживляли пейзаж. Теперь забастовщики стояли плечом к плечу. Да, люди, сплотившись, преображаются, внушают страх! Маыоглу, не шевелясь, смотрел в окно…
На углу, возле дровяного склада, Илиас, как всегда, остановился. Дальше шла пологая улочка, которая вела к проспекту, площадь; кофейня, киоск, принадлежащий его приятелю. В жаркое время Илиас обычно сидел перед кофейней, в плохую погоду пристраивался внутри, возле стойки, болтая с завсегдатаями, перебрасываясь шутками с официантом. За игрой в тавли и в преферанс время проходило незаметно. Зимой кофейня закрывалась в одиннадцать…