«Фанатичка! — вспомнились вдруг ему слова дядьки. — Такие ни перед чем не остановятся!..» И он почти нежно обнял ее за плечи и попросил:
— Расскажи, как тебе удалось бежать с каторги?
— С каторги? — Она подняла голову и снизу вверх посмотрела ему в глаза. — Я не могу рассказать тебе в подробностях, потому что тогда я выдам верных нам людей. Но одно скажу. Тебя удивили седые волосы? Тебе не понравилось, как я выгляжу? А ведь мне всего двадцать семь… — Завадская сдернула одеяло с кровати и закуталась в него. Затем с вызовом посмотрела на Алексея. — Мне б хотелось увидеть, милый мальчик с пухлыми щечками, как бы ты выглядел, пролежав сутки под покойником в холодном сарае, а потом стражник разбил бы голову мертвеца молотком, и холодные мозги брызнули бы тебе на лицо… А ты должен при этом лежать неподвижно, иначе все пропало…
Стоит пошевелиться, вздрогнуть, громко перевести дыхание, и все — считай, ты тоже мертвец. И если тебя не сгноят в карцере, то отправят на свинцовые рудники, откуда обратной дороги нет…
— Зачем они разбивают голову, — поразился Алексей, — боятся, что покойный воскреснет?
— Нет, просто были случаи, когда пытались сойти за мертвого и бежать подобным образом с каторги.
Кладбище находится вне острога, в версте от поселения, но побег не удался, потому что один из покойников не выдержал и чихнул в гробу… Возчики, которые везли гробы на кладбище, поначалу разбежались по кустам со страху, а потом самый ушлый сообщил начальнику тюрьмы, тот прислал казаков из охраны… — Завадская махнула рукой. — Дальше неинтересно…
— Почему же? Мне как раз очень интересно! — Алексей взял ее ладонь и прижал к своей щеке. — У тебя страшно холодные руки.
— Да, — ответила она тихо, — я очень волнуюсь.
Наш побег, я уверена, не раскрыт до сих пор, но более двадцати товарищей томятся в карцере и ждут отправки на свинцовые рудники. Если мы их не спасем, в начале июля их отправят за Вилюй… А там — смерть…
Алеша, — она жалобно посмотрела на него, — это наши лучшие товарищи. Смелые, надежные… Жандармы выследили нас, разгромили сначала петербургскую, затем московскую, в конце концов добрались до киевской организации. Пять человек повесили, остальных бросили в Шлиссельбург, в Петропавловку, после по этапу отправили в Тару… А там болота, вечная сырость, ночью — холодно, комары заедают. Днем и того хуже — жара несусветная и от мошки никакого спасения. Одежда ей не преграда, слишком мелкая дрянь, везде пролезет. Все тело в расчесах, язвах, коростах, лицо распухает… Люди гниют заживо… — Завадская как-то странно всхлипнула и закашлялась, прижав ладонь ко рту. Алексей быстро подал ей носовой платок, и она ответила ему благодарным взглядом. Кашляла она долго, с надрывом, все ее худое тело сотрясалось, и кашель был сиплый с подсвистом.