Тогда она зарыдала, бормоча сквозь слезы:
– Потому я и не хотела за тебя выходить. Именно потому. Не могла же я тебе рассказать! Ты прогнал бы меня, и я осталась бы со своим малышом без куска хлеба. У тебя нет детей; ты не знаешь, ты не знаешь!
Фермер со все возраставшим изумлением машинально повторял:
– Так у тебя есть ребенок? Есть ребенок?
Она продолжала, всхлипывая:
– Ты взял меня силой, ты сам это отлично знаешь. А я… я вовсе не хотела выходить за тебя.
Он встал, зажег свечу и стал ходить по комнате, заложив руки за спину. Роза все плакала, упав на постель. Вдруг муж остановился перед ней:
– Так, значит, это я виноват, что у нас нет детей?
Роза не отвечала. Он снова зашагал по комнате. Потом остановился опять и спросил:
– А сколько лет твоему малышу?
Она прошептала:
– Скоро минет шесть.
Он еще раз спросил:
– Почему ж ты до сих пор не сказала мне об этом?
Она простонала:
– Да разве я могла!
Он постоял не двигаясь, потом сказал:
– Ну ладно, вставай.
Роза с трудом стала подниматься. Когда она встала, прислонясь к стене, ее муж вдруг засмеялся громко, весело, как в былые счастливые дни. Видя, что она поражена, он сказал:
– Что ж, придется нам за ним съездить, за этим твоим ребенком, раз уж своих у нас нет.
Роза так испугалась, что, наверно, убежала бы, если бы ее не покинули силы. А фермер потирал руки, бормоча:
– Я ведь как раз хотел взять приемыша – вот и нашелся, вот и нашелся! Я просил священника присмотреть для нас какого-нибудь сиротку.
Продолжая смеяться, он расцеловал в обе щеки заплаканную, оторопевшую жену и крикнул ей громко, точно она была глуха:
– Пойдем-ка, мать, посмотрим, не осталось ли супу. Я готов съесть целый горшок.
Она надела юбку, оба сошли вниз, и пока она, стоя на коленях, разводила огонь, он, сияя, ходил большими шагами по кухне и все повторял:
– Ей-богу, я рад! И не то чтобы на словах, я и в самом деле доволен, очень, очень доволен!