— Каковы были ее шансы на победу в тот момент, когда произошло убийство?
— Опрос в Интернете показывал, что она на втором месте, — ответил Хупер. — И у букмекеров такие же данные. Но Келли побеждала с большим отрывом.
— Значит, она была основной соперницей Дервлы?
— Да, но Дервла не могла об этом знать. Во всяком случае, по условиям игры.
— Не могла. — Инспектор снова нажал на «воспроизведение», и на экране засветилась «банная» подборка.
— Кто из нас нравится больше всех? — игриво спросила у себя Дервла и спустя мгновение опустила глаза.
День сорок четвертый
12.00 полночь
Колридж поднял телефонную трубку. Говорил Хупер. Он звонил из редакции «Любопытного Тома», и его голос показался инспектору довольным.
— Передо мной разблюдовка дежурств, сэр. Помните Ларри Карлайла?
— Да. Тот самый оператор, который работал в зеркальном коридоре в ночь убийства.
— Да. Ушлый парень. Пользуется тем, что другим скучно снимать в подобных программах, и вкалывает по-черному: восемь часов дежурит, восемь отдыхает. Любит это зрелище. Никак не может оторваться. Но что еще интереснее, он каждое утро снимает перед ванной. Если Дервла с кем-то разговаривала, то именно с ним.
— Тот самый оператор, который работал в зеркальном коридоре в ночь убийства, — повторил инспектор.
День сорок пятый
7.58 утра
Колридж пробыл в темном, душном коридоре всего несколько минут, но уже успел его возненавидеть. Он чувствовал себя извращенцем, и это казалось ему мерзким.
Тянущийся с востока на запад коридор операторы прозвали «мыльным», поскольку зеркала рядом с душем и над раковинами были постоянно заляпаны лохмотьями пены. Другой коридор, который вел с севера на юг, наоборот, считался «сухим».
Пол и в «мыльном», и в «сухом» был из черной отполированной плитки. Все стены скрыты тяжелыми, черными драпировками. Свет проникал только из внутренних помещений дома сквозь длинные вереницы специальных зеркал. Операторы работали в черных накидках и неслышно скользили, словно огромные угольные привидения.
Колридж видел, как из спальни появился Джаз, пересек гостиную и вошел в туалет. Тот самый туалет, который стал последней гаванью Келли на этой земле. Он был единственной частью дома, которая не просматривалась из зеркальных коридоров. Инспектор скрипел зубами, пока слушал, как ему показалось, самое долгое на свете мочеиспускание. Нет слов — до чего низкопробный фарс. Разве можно найти более яркий пример отсутствия у людей благородства и такта? Вот здесь, не скупясь на средства, с огромным тщанием и невероятной изобретательностью, записывали для потомства визиты «арестантов» в ванную.