Следующие несколько секунд весь экран заполняло искаженное ужасом нежное личико Лейлы.
— Хорошо, Гарри, не забивай голову насчет туалета, — успокоила Газзу Лейла. — А что скажешь о мытье посуды? Или ты согласен есть из заплесневелых тарелок?
Дэвид, совершенно неотразимый в своей балахонистой рубашке, даже не открыл глаз.
— Давайте решим, что в первую неделю каждый занимается только своими делами. Я, например, вывожу из организма токсины и поэтому питаюсь вареным рисом, который, как полагаю, гораздо легче смывать с тарелки, чем разъедающую кишки отраву, потребляемую Гарри, Келли и Джазом.
— А меня это устраивает, — отозвался Газза. — И вообще, свою тарелку я каждый раз вытираю куском хлеба.
— Я понимаю, Гарри, — продолжала Лейла. — Нисколько на тебя не давлю, но не забывай, что хлеб, он для всех. Надеюсь, что имею право это сказать. Только пойми, я тебя совсем не напрягаю.
Гарри ничего не ответил, лишь ухмыльнулся.
— А тебе не кажется, Дэвид, — спросила Келли, — что мыть посуду по отдельности довольно глупо?
— Почему, Келли? — Дэвид открыл глаза и одарил девушку мягкой, доброй, снисходительной улыбкой, напоминавшей оскал гремучей змеи.
— Ну, потому... потому что...
— Вот что, Келли, я не разозлюсь, если услышу, что глуп, только хочу знать почему.
— Я вовсе не хотела сказать... совершенно не имела в виду... — Келли замолчала.
А Дэвид снова закрыл глаза, чтобы вернуться к наслаждению, которое неизменно испытывал, восхищаясь изяществом собственных мыслей.
В этот момент в разговор внес свою лепту ординатор Хэмиш, обычно предпочитавший, чтобы его не замечали.
— Терпеть не могу всяких расписаний. Я пять лет прожил в студенческом общежитии и прекрасно знаю таких, как ты, Лейла. Дай тебе волю, ты начистишь мне яйца за то, что я не поменял кончившийся рулон туалетной бумаги.
— Значит, это ты его доконал? — встрепенулась Дервла.
— Я просто привожу пример, — поспешно объяснил ординатор.
— Вот что я вам скажу, — с энтузиазмом вступил в разговор Джаз. — Хуже докональщиков есть только маскировщики: изведут все, но оставят последний клочок, чтобы прикрыть пустой кронштейн.
Хоть Джаз и числился учеником повара, это была всего лишь работа, а не призвание. Не этим он хотел заниматься в жизни: он мечтал о карьере комика и поэтому очутился в доме. Решил использовать шоу в качестве трамплина для продвижения к своей цели. Он умел рассмешить приятелей и надеялся, что эта способность принесет ему когда-нибудь хорошие деньги. Но не за шутовство, а заумные каламбуры и репризы. Чтобы его слушали разинув рты, чтобы он был первым умником в стильных шоу и все ему завидовали. Чтобы приглашали в самые хитовые вечерние телепередачи, а он бы рассуждал об умопомрачительных знаменитостях. Джаз мечтал стать хозяином на церемониях присуждения премий. Вот какие амбиции были у Джаза: войти в элиту звезд, которые, словно из рога изобилия, сыпали блестящими экспромтами. Казаться крутым и остроумным, носить клевые шмотки, стать символом эпохи и получать кайф на полную катушку.