— Трогательно, — продолжал Фогарти, — они даже благодарят, когда мы как-то о них заботимся. Хотя все направлено на то, чтобы ребята сняли побольше одежды. Стокгольмский синдром.
— Что-то вроде того, когда заложники начинают любить собственных похитителей.
— Именно. Любить и доверять. Неужели эта девушка не понимает, что мы готовы сотворить из нее все, что нам заблагорассудится? И использовать как нам угодно?
— Это ясно, когда вас слушаешь. Но ребята вам верят. И зрители тоже.
— Зрители! Зрители еще хуже, чем мы! Нам, по крайней мере, платят за то, что мы кого-то обманываем. А зрители смотрят ради потехи. Понимают, что перед ними муравьи, которых сжигают под лупой. Но не возражают, чтобы мы тыкали в них булавками, пока они еще шевелятся. — Боб сердито посмотрел на застывшее на экране изображение Келли. — Эти дурачки считают, что их упрятали в кокон. Но на самом деле это окопы. Которые со всех сторон окружают враги.
День двадцатый
6.15 вечера
«Сейчас два пятнадцать, — объявил Энди. — Пообедав приготовленной Джазом курицей с рисом и овощами, Сэлли просит Келли помочь ей покрасить волосы».
Джеральдина уставилась в экран, на который транслировалось изображение нескольких камер. Там под разными углами Келли втирала шампунь в «ирокез» Сэлли.
— Куда мы катимся? — вздохнула Тюремщица. — Я думала, что после сыра Лейлы ниже падать некуда. Но нет, рухнули еще ниже! Хорош сюжетец — деваха мылит волосы. Невероятные глубины долбаного телевидения. Когда-то в качестве заставки между программами давали гончарный круг. А сейчас сама программа — один гончарный круг.
Фогарти сжал зубы и продолжал заниматься своим делом.
— Какой ты хочешь план? Руки Келли на голове? Или общий?
— Выведи Сэлли на главный монитор: крупный план отражения в зеркале лица и все подряд с того момента, как она наклонилась к раковине.
Фогарти занялся кнопками, а Джеральдина продолжала рассуждать:
— Тяжелые времена. Завтра вечером выселение. Но не будет никакого выселения. Этот мудила Воггл лишил нас законного еженедельного оргазма. Полный штиль. Паруса опали. Никакой динамики — застой. Горшочек с виагрой пуст, и телеелдак не стоит.
Из звукозаписывающей студии показался Энди и налил себе чашку травяного чая.
— Может, объявить, как у кого с пудингом? — предложил он. — Дэвид приготовил суфле, но оно не поднялось. Это же интересно.
— Катись в свою будку! — оборвала его Джеральдина.
— Газа не доел, и это немного обидело Дэвида.
— Я тебе что сказала? Катись в свою сраную будку.
Энди моментально исчез, а Тюремщица продолжала ворчать: