— Вечно этот сукин сын куда-то лезет. Я его предупредила: озвучит еще одну рекламу пива — немедленно выкатится вон! В следующий раз возьму на диктора девку. Останови здесь!
Изображение на экране застыло. По вискам Сэлли сползали лохмотья пены. На срезе рамки виднелись ладони Келли. Сэлли до половины запихнула в рот мандарин.
— Давай дальше, только приглуши звук, — распорядилась Джеральдина.
Сэлли безмолвно двигала челюстью. Рот сморщился, на щеках появились ямочки. Затем губы раскрылись, и она облизала их языком.
— Чудесно, — обрадовалась Джеральдина. — Люблю немое жевание. А теперь, мой друг режиссер, убери с переднего плана мандарин и дай под картинку рассуждения Келли об эротичности массажа головы.
Фогарти чуть не подавился.
— Но... она говорила это совсем в другое время. Когда ребята ели приготовленную Джазом курицу с рисом и овощами. Если мы наложим ее голос налицо Сэлли, может сложиться впечатление, что...
— Ну, ну, и какое же? — поинтересовалась Тюремщица.
— Что Келли получает удовольствие, массируя голову Сэлли.
— А у самой Сэлли, — подхватила Джеральдина, — судя по ее чмокающим губкам и влажному язычку, явно промокли трусики. Дорогуша, считай, что мы поймали полупристойный миг лесбийских ласк.
В аппаратной воцарилось тяжелое, смущенное молчание. А Джеральдина издала нечто похожее на торжествующий, радостный рык.
— Слушайте, мудилы, мы все в одной рейтинговой лохани. Но жалованье плачу вам я!
День двадцать второй
6.10 вечера
— Как плохо, что вчера не состоялось выселение, — сказала молодая женщина. — Прошлое было потрясающим, хотя жалко, что Лейла ушла.
— Она позерка, дорогая, — ответил мужчина лет тридцати. — Чистая игра, она мне совершенно не нравилась.
Старший инспектор Колридж минут пять прислушивался к их болтовне, но так и не сумел понять, о ком и о чем они рассуждали. Похоже, говорили о хороших знакомых, но с каким-то удивительным пренебрежением.
— А вы что думаете о выселении Лейлы? — повернулся к нему Глин.
— Боюсь, что я ее не знаю. Это ваша приятельница?
— Боже мой, вы не знаете Лейлы? Вы не смотрите «Под домашним арестом»? — искренне удивился мужчина.
— Признаю себя виновным по обоим пунктам обвинения, — отшутился инспектор. Его собеседники знали, что он коп.
— Вы не представляете, что теряете, — сказал Глин.
— Вовек не искупить мне этот грех, — ответил Колридж.
Это был вечер проб в любительском Драматическом обществе, членом которого Колридж являлся больше двадцати пяти лет. Он тридцать три раза присутствовал на прослушиваниях, но ему никогда еще не предлагали заглавную роль. Самое большее, что он получил — это полковник Пиккеринг в «Моей прекрасной леди», и то только потому, что основной претендент уехал в Бейзинсток, а второй претендент заболел ветрянкой. Следующей постановкой общество планировало «Макбета», и Колридж страстно желал сыграть короля-убийцу.