– Но ведь он рассказывает обо мне совершенно неправдоподобные вещи.
– Иранские мужчины звереют, если о них говорят плохо, – предупредила Элен.
Когда мужчины вернулись, Муди снова взялся за свое. Я презирала себя, но на этот раз слушала молча. Я покорно сидела, позволяя Муди разрядить бешеную ярость.
Подействовало. Постепенно Муди успокаивался, а какое-то время спустя Хормоз попытался дипломатически смягчить наши отношения. Он хотел, чтобы мы помирились. Он знал, что смешанные браки могут быть и благополучными. Во всяком случае, он был счастлив. Элен тоже. Так, по крайней мере, он думал.
– Ну, хорошо, пойдем домой, – сказал наконец Муди.
– Нет, – возразил Хормоз, – останьтесь здесь, пока все уладится.
– Мы возвращаемся к себе, – буркнул Муди. К моему удивлению, Хормоз согласился.
– Вы не можете отпустить меня с ним, – умоляла я, – вы же обещали… – Я чуть было не прикусила свой язык, чтобы не вырвались слова «людям из посольства».
– Он не обидит тебя, – успокоил Хормоз, глядя Муди прямо в глаза.
Махтаб вся напряглась в моих объятиях. Неужели они оставят нас на милость этого сумасшедшего, который поклялся еще сегодня убить меня?
– Пошли! – снова буркнул Муди.
Когда мы собирались уходить, мне удалось на минуту задержаться с Элен.
– Умоляю вас, проверяйте, что с нами, – плакала я. – Я уверена, что-то произойдет.
Мы вышли из такси возле овощного магазина. Несмотря на страшные события этого дня, Махтаб увидела в магазине редкое лакомство.
– Клубничка! – воскликнула она.
Я не знала, что в Иране есть клубника. Это были мои любимые ягоды.
– Папа, давай купим клубнику! – попросила Махтаб. – Пожалуйста…
Муди снова пришел в ярость.
– Обойдешься без клубники. Махтаб расплакалась.
– Домой! – заорал Муди в бешенстве. Сколько бессонных ночей провела я в этом мрачном окружении! И вот еще одна, еще хуже и тягостнее прежних!
Весь вечер Муди не обращал на меня никакого внимания, перешептываясь с Маммалем и Насерин. Когда далеко за полночь он пришел в спальню, я притворилась спящей.
Он сразу же уснул, а я не могла сомкнуть глаз, и с каждой минутой мой страх все усиливался. Мне не от кого было ждать помощи. Я не могла надеяться на защиту Маммаля или Резы. Ужас не давал мне уснуть: я боялась, что мой муж проснется и придет ко мне с ножом или куском шнурка, а то и просто задушит меня голыми руками. Может быть, попытается умертвить меня каким-нибудь уколом.
Ночь тянулась бесконечно долго. Мой слух чутко улавливал любой звук. Нежно прижимая к себе дочь, я беспрестанно молилась, в ожидании своего последнего часа.