Я спрятала маленький пакетик под одежду. Пластмассовая коробочка шелестела при каждом движении, и я могла лишь молиться, чтобы никто не услышал.
Когда Муди вернулся, никто не рассказал ему о моем телефонном разговоре с Америкой. Собираясь уходить, я дрожала от страха при каждом шорохе, сопровождающем мои движения. Но, по всей видимости, слышала его только я.
Дома я спрятала таблетки под матрас. На следующий день я проглотила первую пилюлю, не имея понятия, в какое время нужно ее принимать, и молилась, чтобы она подействовала.
Дня через два позвонил Баба Наджи и сказал, что хочет навестить нас.
Я металась по кухне, готовя чай и угощение для уважаемого гостя, в страхе, что, быть может, он пришел рассказать Муди о моих телефонных звонках. Но, к своей радости, мы с Махтаб подслушали разговор, который неожиданно вселил в меня надежду.
Насколько мы могли понять, Баба Наджи говорил: «Эта квартира принадлежит Маммалю. Он переехал к родственникам из-за тебя, потому что Насерин не хочет все время ходить закрытой в собственном доме из-за того, что ты здесь. С них уже хватит. Этажом ниже квартира Резы, которой ты тоже пользуешься. Вы должны сейчас же переехать. Вы должны отсюда уйти».
Муди отвечал спокойно и уважительно. Он сказал, что, конечно, прислушается к «просьбе» Баба Наджи.
Муди был в бешенстве от своих родственников, своих собственных племянников. Неожиданно Махтаб и я стали единственной его опорой. Сейчас мы втроем оказались покинутыми и ненужными в этом несправедливом и жестоком мире.
Мы уложили Махтаб и долго разговаривали.
– Я помог Резе получить образование, – жаловался Муди, – давал ему все, в чем он нуждался. Я дал ему деньги, машину, помог приобрести дом. Я оплатил операцию Маммаля. Я всегда предоставлял моим родственникам все, что они хотели. Когда они звонили в Америку и просили одежду, я высылал ее. Они забыли обо всем, что я для них сделал, а сейчас они хотят меня отсюда выбросить!
Потом он добрался до Насерин.
– А эта Насерин! Она просто глупа: ей вовсе не нужно постоянно закрываться. Почему она не может быть такой, как Эссей? Конечно, им было очень удобно с нами. Ты убирала, готовила и меняла пеленки Амиру. Ты занималась всем. Какая она мать и жена? А сейчас лето, у нее каникулы, ей не надо ходить на занятия в университет и ей не нужна уже нянька, поэтому они решили избавиться от нас! А нам некуда идти, у нас нет денег.
Мне странно было слышать эти слова. Прежде Муди, движимый мусульманским рвением, осуждал Эссей за то, что она небрежно закрывала лицо, и, напротив, хвалил Насерин.