К Бреммеру никого не подпускали, так что в камере он находился один. Не замечая, что Босх за ним наблюдает, он лежал на нижней койке лицом вверх, с руками, связанными за головой. Глаза его были открыты. Он опять находился в том отстраненном состоянии, которое Босх уже наблюдал прошлой ночью. Бреммер словно присутствовал где-то в другом месте. Босх склонился к окошку.
– Бреммер, ты играешь в бридж?
Бреммер даже не сдвинулся с места – шевельнулись только глаза.
– Что?
– Я спрашиваю, ты играешь в бридж? Ну, такая карточная игра.
– Какого черта тебе от меня нужно, Босх?
– Я просто заглянул, чтобы сказать тебе, что совсем недавно тебе добавили еще трех жертв. Теперь на тебе еще блондинка в бетоне и две прежних, которых мы раньше приписывали Кукольнику. На тебе также покушение на убийство той, которая осталась в живых.
– Да какая разница? Что одна, что сразу все. Все, что мне нужно сделать, – это развалить дело Чандлер, а остальные посыплются, как костяшки домино.
– Только ничего этого не случится. У нас есть отпечатки твоих зубов, Бреммер, такие же отчетливые, как отпечатки пальцев. И все остальное. Я только что от коронера. Взятые у тебя с лобка волосы совпадают с образцами, найденными на жертвах номер семь и одиннадцать, – тех, кого мы приписывали Кукольнику. Тебе стоит подумать насчет сделки, Бреммер. Расскажи, где находятся остальные, и тебе, возможно, сохранят жизнь. Вот почему я спросил про бридж.
– А при чем здесь бридж?
– Ну, я слышал, что в Сан-Квентине есть ребята, которые хорошо играют в бридж. Им всегда нужны новые партнеры. Тебе они, наверно, понравятся: у вас много общего.
– Оставь меня в покое, Босх!
– Оставлю. Обязательно оставлю. Просто я хочу, чтобы ты знал: они сидят в камере смертников. Но об этом не беспокойся – когда ты туда попадешь, то успеешь сыграть много партий. Сколько там обычно проходит времени до окончательного утверждения приговора? Восемь лет, десять? Это совсем неплохо. Если, конечно, ты не захочешь заключить сделку.
– Никакой сделки, Босх. Убирайся отсюда!
– Уже иду. Поверь, это так приятно – иметь возможность отсюда уйти. Еще увидимся, хорошо? Ну, лет так через восемь – десять. Я обязательно буду присутствовать, Бреммер. Тебя пристегнут, и я буду смотреть на тебя через стекло, когда пойдет газ. А потом выйду и расскажу репортерам, как ты умирал. Я расскажу им, как ты визжал и вел себя вовсе не по-мужски.
– Пошел ты, Босх!
– Ага, уже пошел. До встречи, Бреммер!