— Вино моей юности! — усмехнулся Серый. Потом посмотрел на Гектора. — А вы, сударь, наверное, предпочитаете шампанское?
— Да, — просто ответил Гектор.
— Люблю скромных людей, — усмехнулся Серый.
Серый, Алик, Гектор, Оля, Юна и Катя сидели в кафе напротив сфинксов, привезённых когда-то давно в Петербург из стовратных Фив, ожидали, когда из открытых окон спортзала академии грянут нестройно три гитары и застучит, забесится ударник. Тогда начнутся танцы, тогда погасят свет, тогда распахнутся настежь окна, тогда сидеть все будут на полу вдоль стен, тогда синий сигаретный дым взметнётся к потолку, тогда станет всем хорошо и весело.
Гектор любил танцы, любил громкую музыку. Когда она гремела, он, обычно спокойный и уравновешенный, чувствовал, как поднимается в нём что-то сладкое и тягостное, ласково обволакивает мозг, выгоняет на лоб капли пота, перебивает дыхание, нарушает ритм сердцебиения. Как бы изменяется под действием музыки реальность. И девушка, на которую он бы никогда не обратил внимания, кажется в момент танца материализованной мечтой, единственной целью существования, всё забывается — детство, отрочество, юность, собственное честолюбие, стремление к великому, к прекрасному — всё ничто, всё дрянь, кроме музыки в голове и девушки напротив. Поэтому и танцевалось так исступлённо, словно последний раз в жизни.
Называлась группа «Сны», и состояла она из четырёх человек, незнакомых Гектору. Пока они только располагались в отведённом углу, усилители неслаженно выли, гитары резали воздух, как тупые ножи, а высокий парень в голубых штанах, как заклинание, бубнил в микрофон: «Раз… раз… раз-раз!»
— Пора! — сказал Серый.
В спортзале взревели в полный голос гитары, зачастил и мелким бесом заколотил по барабану ударник, все ринулись туда. Составленных в угол коней, бревно и даже узенькие брусья оседлали молодые длинноволосые люди. А девушки стояли пока у подоконников, курили вовсю, преувеличенно громко смеялись, совсем не вслушивались в музыку. Да и нечего было в неё особенно вслушиваться, поскольку все танцы под неё одинаковы, как близнецы. Лёд отчуждения между танцорами и исполнителями, между девушками и юношами растаял, словно в кипятке.
Играли «Сны» неплохо.
Гектор быстро потерял Алика и Серого в колышущейся толпе. Но, впрочем, это его не огорчило.
— Какие игруны! — сказал Гектор, когда «Сны» закончили первую песню. Одной рукой Гектор обнимал за талию Олю, целовал её в щёки, словно мёдом, а не пудрой были они намазаны, смотрел осоловело по сторонам сквозь табачный дым. Как-то незаметно оказались они с Олей в самом центре зала, где поплясывали, покрикивали, посвистывали и потоптывали юноши и девушки, ощутившие вдруг какую-то непонятную общность и любовь друг к другу. «Love me!» — было написано на майке у одной красивой девушки. «I am as good, as I should like to be!» — у другой. Виделось Гектору всё же нечто противоестественное в столь грубом и бесцеремонном вторжении шумовых эффектов в собственную психику, но была в этом и своеобразная прелесть — настало время сиюминутных откровений и липовых истин.