«3a что боги так сурово наказывают меня? В чём я провинилась перед ним? Зачем они допустили смерть моей доброй госпожи и несчастного Гиппократа?..» Актис молча глотала стекающие по лицу слёзы, вспоминая жизнь в доме Флавии, которая казалась теперь удивительным и добрым сном. В какой-то момент она попробовала развязать узлы веревки, стягивающие её. Но Демиций крепко связал девочку, и любые попытки освободиться лишь доставляли острую боль, пронзавшую всё тело. Наконец, Актис, отказавшись от попыток освободиться, сжалась и под утро уснула, поджав под себя ноги.
Когда Демиций увидел, что проснувшаяся Актис старается перевернуться на другой бок, он быстро подскочил к ней, и своими мощными руками поставил её на землю. Затем молча развязал пленницу, и повёл за собой в направлении бурлящей дороги.
Они находились примерно в семи милях от Неаполя. Волы и мулы, понукаемые извозчиками, пронзали воздух диким рёвом. Двух и четырехколесные повозки катились по неширокой кирпичной дороге. Брели одинокие путники, тащившие за собой дребезжащие тележки, нагруженные разнообразным скарбом. Невдалеке показались богатые носилки знатного римлянина. Восемь сильных и прекрасно сложенных рабов несли господина.
Когда Демиций и Актис, выбрались на дорогу, они пошли по направлению к Капуе. Мимо них проезжала четырехколёсная повозка и, ветеран махнул рукой кучеру, правившему парой мулов, и попросив подбросить их до города. Извозчик маленькими, быстро бегающими глазами недоверчиво оглядел двух путников. Демиций, подбросив в воздух толстый кошель, украденный у матери, ловко поймал его, дав понять, что они хорошо оплатят за дорогу.
Кучер мотнул головой в сторону своего экипажа. Ветеран, подхватив Актис, забросил её в повозку, и сам, кряхтя, начал забираться в деревянную колымагу. Извозчик ударил шестом мулов по бокам и погнал экипаж по уходящей вдаль дороге.
Когда повозка въехала в городские ворота Капуи, Демиций, расплатившись с кучером несколькими сестерциями, вылез вместе с Актис на грязную мостовую. Неожиданно ветеран поскользнулся на кожуре банана, и громко выругался в адрес эдилов, не заставляющих рабов чистить улицы.
Для Актис Капуя была вторым городом, поразившим её воображение. До неё доносились звуки из ремесленных мастерских, крики торговцев, предлагающих наперебой свой товар. Латинская речь перекрывалась греческой, а та в свою очередь, смешивалась с еврейской, сирийской, персидской и многими другими языками непонятными для Актис. Бронзовые статуи богов величественно возвышались над простыми людьми. Суета на улицах Капуи была схожа с огромным муравейником. Все куда-то спешили, толкали друг друга, стараясь побыстрее пробраться сквозь идущую стеной людскую толпу. Мужчины в туниках, поверх которых были надеты тоги, словно в каком-то незатейливом танце кружили по городу, смешиваясь с женщинами, блиставшими своими нарядами. Дороги были запружены повозками, которые иногда образовывали непреодолимый барьер для пешеходов.